Дмитрий Лухманов - Жизнь моряка
Не надо забывать, что старые парусные военные фрегаты, сиявшие безукоризненной чистотой, имели более четырехсот человек экипажа, работавшего чуть ли не двадцать четыре часа в сутки. Экипаж же «Товарища» состоял всего из восьмидесяти трех человек и работал на три вахты, то есть по восемь часов в день.
С одиннадцати часов утра начали собираться представители организаций, чествовавших «Товарища».
Ровно в полдень корабельный колокол пробил восемь склянок — условный звон, и с мостика раздалась команда:
— Ученики и команда, во фронт, на шканцы, на правую!..
Стройно вытянулись две шеренги одетых по форме молодых моряков во главе со своими вахтенными начальниками. Остальная судовая администрация и депутации собрались на легком, изящном мостике, перекинутом с борта на борт у второй грот-мачты. Этот мостик — дело рук корабельного плотника и экипажа «Товарища». Его не было раньше. Он был сделан в море своими руками.
— Внимание!
Представитель Ленинградского губкома и губисполкома приветствует экипаж корабля от имени командировавших его партийных и советских организаций. Речь его покрывается криками «ура» и звуками «Интернационала».
Он передал капитану корабля Фрейману громадный шелковый кормовой флаг — подарок Ленинградского Совета.
Через минуту новый флаг был приготовлен к подъему.
— Кормовой флаг сменить!
И под звуки «Интернационала» новый флаг, дорогой подарок, мягко шелестя, пополз кверху под высокий гафель крюйс-салинга корабля. А старый, заслуженный флаг «Товарища», видавший порты Англии, Мадейры, Уругвая и Аргентины, начал медленно скользить вниз, уступая свое почетное место.
После речей и приветствий было проведено показательное парусное учение.
— Команда и ученики, в рабочее платье переодеться! — загремел голос Саенко.
Через несколько минут экипаж «Товарища», скрывшийся было в люке кубрика, снова на палубе в синих вязаных фуфайках с вышитой на груди красной надписью: Р.У.С. «Товарищ» Н.К.П.С.
— Паруса на фок-мачте ставить! Первая вахта, к вантам!
Команда раздается за командой. Быстро взбегает наверх по вантам первая вахта и разбегается вдоль по реям.
Две другие вахты остаются внизу, у снастей.
Двадцатиметровые трехтонные марса-реи корабля взлетают вверх, как палочки. Снасти тянутся бегом по палубе.
В десять минут паруса «Товарища» натянуты.
— На фока-брасы, на правую! Пошел брасы! — И вся стена парусов красиво переворачивается с левого борта на правый.
Опять следуют команды. Реи спускаются, паруса подтягиваются тяжелыми фестонами.
— Первая и третья вахты, паруса крепить!
Опять бегут люди наверх и рассыпаются по реям. Через несколько минут все паруса красиво скатаны и закреплены.
В три часа праздник окончен.
Ни многословных речей, ни угощений с шампанским, ни пьяных тостов, ни льстивых восхвалений начальству. Простой и скромный праздник.
«Товарищ» сделал большое, сложное и полезное дело. Он практически подготовил для советского торгового флота пятьдесят испытанных, закаленных в борьбе с океаном, привыкших ко всяким опасностям и всякому климату судоводителей. Он дал блестящий комсостав для наших будущих учебных судов, без которых невозможно воспитать необходимых нам морских командиров. Он установил тесную братскую связь между народами Республики Советов и трудящимися далеких южноамериканских стран. Фотографии и кипы иностранных газет, привезенные «Товарищем», наглядно показывают, сколько тысяч людей перебывало на его палубе и какой популярностью пользовался корабль во всех портах, куда он гордо вносил под своим гафелем большой алый флаг с серпом, молотом и пятиконечной звездой.
Нелегко далось это четырнадцатимесячное плавание его экипажу. Условия жизни на парусном корабле без современного оборудования невыносимо тяжелы. Не надо забывать, что на «Товарище» не было ни парового отопления на случай холодных дней, ни вентиляции для смягчения тропической духоты и жары. Не было рефрижератора, ледника, электрического освещения. Не было бани или ванн для купанья команды. Не было опреснителя…
До ремонта в Саутгемптоне не было ни лазарета, ни красного уголка, ни даже хороших спасательных шлюпок…
— Вы были в Аргентине? Расскажите, это, должно быть, страшно интересно! — постоянно говорят нам.
Да, мы были в Аргентине. Мы работали при страшной жаре. Мы пили теплую воду из корабельных цистерн. Мы спали на палубе, где нас заедали москиты, так как в помещениях без вентиляции и с раскаленными керосиновыми лампами невозможно было спать. Иногда после работ мы съезжали на берег. Мы ходили по великолепным улицам среди разряженной толпы, мимо ресторанов, где гремела музыка. Мы смотрели в залитые электричеством гигантские витрины, за которыми были выставлены драгоценные вещи, и думали о тружениках-моряках, вынужденных ловчиться, чтобы купить в богатейшем городе пару рабочих башмаков на те несколько монет, которые звенят в карманах их форменных полотняных брюк.
Много было пережито вместе. Полярные штормы, тихий, ласковый норд-остовый пассат, ловля акул и дорад.. Штили, грозы, ливни и бешеные шквалы. Буксировка через мели Ла-Платы. Теплая питьевая вода. Вечная солонина. Консервы, галеты, нестерпимая жара, налетающие памперосы… Да разве все перечесть!..
* * *
В этой книге собраны описания моих плаваний от службы «малым» на стотонной азовской шхуне «Святой Николай» до командования стальным четырехмачтовым барком «Товарищ» в 5000 тонн в океанском плавании, и на нем я обрываю мои воспоминания.
Мы — моряки, выйдя из порта в море, скоро забываем и береговые удовольствия и береговые огорчения.
Но залитый ласковым солнцем океан, но небо, сверкающее чужими созвездиями, но страшные грозы, когда воздух до того насыщен электричеством, что сыплются искры с железных снастей корабля, и волны, злобно сверкающие пеной, никогда не изглаживаются из нашей памяти. Они вечно тянут нас к себе, тянут до тех пор, пока не зашьют нас в старую парусину с тяжелой чугунной балластиной на конце, не положат на доску и не пустят при хорошем размахе корабля под ветер из открытого полупортика в море, которому мы беззаветно отдали все, что имели, до жизни включительно.
Соленый ветер, которым я дышал столько лет, помог мне вложить истинно морской дух в сотни моих бывших учеников.
Парусные плавания уходят в область преданий, но те, кто прошел их, те, чьи легкие пропитались соленым ветром, их никогда не забудут.
Я заканчиваю эту книгу строками, посвященными мною былым плаваниям, морскому ветру и парусам:
