Федор Раззаков - Свет погасших звезд. Они ушли в этот день
За свою позицию Андреев поплатился ролями: многие режиссеры-либералы отказывались приглашать его в свои картины. Достаточно сказать, что во второй половине 60-х за актером числилось всего… две роли: Литвинов в фильме «На диком бреге» (1966) и купец Грызлов в «Дне ангела» (1968). В 1970 году актер снялся на ТВ – в телефильме «Ночной звонок».
В том же году Андреев сыграл единственную в своей актерской карьере роль иностранца. Речь идет о фильме Евгения Фридмана «Остров сокровищ» по Р. Стивенсону, где Андреев предстал в образе одноногого предводителя пиратов Джона Сильвера. Фильм с прекрасной музыкой Алексея Рыбникова вышел на широкий экран в 1971 году.
Об одном интересном эпизоде, относящемся к началу 70-х годов и связанном с Андреевым, рассказывает кинорежиссер С. Говорухин (он снимал актера в фильме «День ангела»):
«Однажды в Москве звоню Андрееву. Он говорит: „Приезжай, я тебе хочу почитать кое-что“. Я уж собрался было ехать и тут вспомнил о том, что много рассказывал про Андреева Володе Высоцкому. Андреев Володе очень нравился. Спрашиваю Володю: „Я еду к Андрееву, хочешь, вместе поедем?“ – „Да, с удовольствием“. Думаю, дай перезвоню Андрееву, говорю: „Борис Федорович, ничего, если мы с Высоцким приедем?“ Он отвечает: „Да ну его! Он, наверное, пьет“. – „Здрасьте! Сами-то давно ли завязали?“ Короче, я понял, что он хотел открыть мне сокровенное и стеснялся постороннего человека, тем более – замечательного поэта. Ну, Володе, когда он хотел кому-то понравиться, много времени не надо было. Через 10 минут после того, как мы вошли в квартиру Андреева, создалось впечатление, что они знакомы много лет, а я как бы третий лишний. Андреев отвел нас на кухню, вскипятил чай в большой эмалированной кружке, потом взял кожаную тетрадь и стал из нее читать афоризмы. Вот некоторые из них:
«Разливая пол-литра на троих, дядя Вася вынужден был изучить дроби.
Подлец с программным управлением.
Укушенный зубом мудрости…»
Еще одну историю про Андреева, относящуюся уже к 1979 году, рассказал автору этих строк сценарист и актер Валерий Приемыхов. Когда они с Динарой Асановой задумали снимать фильм «Никудышная», на одну из главных ролей должен был пробоваться Андреев. По сценарию его герой умирает. Актер категорически не согласился умирать на экране (видимо, был мнителен по этой части) и потребовал изменить финал. Но авторы фильма с этим не согласились, и Андреев в картину не попал. К тому времени на счету актера было уже 50 фильмов.
Свою последнюю – 51-ю – роль Андреев сыграл в 1981 году в фильме Г. Данелии «Слезы капали». Причем произошло это совершенно неожиданно для актера. Дело в том, что тридцать лет назад, во время съемок фильма «Путь к причалу», Андреев сильно повздорил с Данелией. Ссора была настолько серьезной, что с тех пор они практически друг с другом не общались. И вдруг в начале 1981 года Данелия позвонил Андрееву домой и попросил его сняться в своей новой картине. Никакой обиды на режиссера Андреев к тому времени уже не таил, поэтому с удовольствием согласился на его предложение.
В начале 80-х серьезно заболела жена Андреева Галина Васильевна, и актер большую часть времени проводил с ней. Он и сам тогда чувствовал себя не очень хорошо. Здоровье стало подводить Андреева: на съемках фильма «Жестокость» в марте 1958 года его свалил тяжелейший инфаркт. Съемки тогда заканчивались (оставалось три съемочных дня), и Андреев, с трудом доиграв оставшиеся сцены, слег в больницу. К счастью, тогда все обошлось.
В 1975 году, во время съемок фильма «Мое дело», старые болячки вновь дали о себе знать – у Андреева часто шла носом кровь, съемку отменяли. Во время таких перерывов Андреев обычно отлеживался на специально принесенной для него раскладушке.
В середине апреля 1982 года Андреев съездил с Театром-студией киноактера на гастроли в Куйбышев, вернулся в Москву и тут же занемог. О том, как это произошло, рассказывает сын актера Борис Андреев (родился в конце 40-х):
«Утром, сразу же после его возвращения с гастролей, мы с отцом сидели на кухне, гоняли кофе и болтали о какой-то чепухе. (Уже почти два года у нас с ним был молчаливый договор – не заводить речь о самом волновавшем нас тогда – о болезни матери.) Вдруг отец приумолк и сказал совершенно неуместную, как мне показалось, фразу:
– Ты знаешь, что-то я устал очень. Наверное, это конец.
Даже сами эти слова казались нелепыми. Мысль о роковой, последней усталости, носящей какое-то сакральное содержание, никак не вязалась с этой могучей плеядой людей, к которой принадлежал и отец… Да, это преходящее, суетное – минутное расслабление. А отлежится, отоспится, как всегда, – и снова в бой… Но едва ли не утром следующего дня мать срочно вызвала меня с работы:
– Немедленно приезжай. Папу забирают в больницу…
У подъезда уже стояла пара медицинских спецмашин, а по квартире, уставленной кардиографами и какими-то хитрыми приборами, расхаживал в белых халатах целый консилиум врачей, укрепленный медсестрами и санитарами: тогдашнее руководство Союза кинематографистов помогло организовать «саму кремлевку» – рядовому народному артисту просто так всех этих спецпривилегий не полагалось.
– Он все время спит, а просыпается ненадолго – начинает заговариваться, – растерянно бормотала мама.
Б. Ф. сидел на кровати уже одетый, сонно щурясь, ждал отправки.
– Ну вот, пошли синяки и шишки. Пироги и пышки кончились.
– Видишь, – воскликнула мама, – опять какую-то ерунду про пироги говорит!
Увы, это была совсем не ерунда. Чувство скептического юмора и в эти совсем не веселые минуты проявилось: Борис Федорович очень уместно цитировал героя из давно полюбившегося романа Джозефа Хеллерта. Кто знал, что все пироги и пышки и в самом деле кончились, ведь медики определили, по существу, простое переутомление, от которого быстро избавит высококвалифицированный и роскошный уход наподобие санаторного. О чем еще можно было мечтать в кунцевских кущах…
С собою отец взял рабочую тетрадь для записи афоризмов (он их называл – «охренизмы». – Ф. Р.), очки и ручку…
Итак, было 24 апреля 1982 года, чудесная погода, славное настроение. Дело, кажется, шло на поправку: накануне нам позвонили из больницы и сообщили, что состояние Бориса Федоровича улучшилось и его даже перевели из отделения интенсивной терапии в обычное.
Мы сидели в палате и болтали о всякой всячине, предвкушая скорую встречу по-домашнему. Когда собирались уже уходить, отец вдруг спросил:
– Как вы думаете, почему это я лежал на площади у врат храма, а вокруг было много-много народа?
– ?..
– Ай, – он по-особенному, как только ему присуще было, досадливо отмахнулся рукой, – должно быть, приснилось. Ерунда какая-то.
