Джоэл Макайвер - Black Sabbath:история группы
Билл продолжил: «Я тут, в Лос-Анджелесе, веду одно радиошоу, которое выходит раз в месяц. Там я ставлю „Grave", „In Flames", „Soilwork"… одной из моих самых любимых групп сейчас является „Mnemic", та, что заключила контракт с „Nuclear Blast". Вот это, мать ее, крутотень, я ее просто обожаю! Что-то вроде „Slipknot", только еще современнее. Кстати, „Slipknot" мне тоже очень нравится, я знаю оттуда пару чуваков. Это одна из групп, с которых все это и началось. Если копнуть глубже, давайте взглянем на „Slayer" и „Metallica" - сразу станет понятно, кто стоял у истоков движения. Немного неловко себя чувствую, когда ставлю „Pantera", - теперь, когда умер Даймбэг. „Pantera" была отличной командой, как и некоторые другие проекты ее участников. Мне нравится новая музыка».
Гизер тоже сильно изменился с тех пор, как таранил головой статуи и другие предметы искусства. Однако и ему не удалось избежать проблем. По его словам, основным испытанием стала для него борьба с депрессией: «С тех пор как я узнал о своей проблеме, мы [в „Sabbath"] довольно часто о ней говорили. Кстати, о разговорах: именно они помогли Оззи и Биллу справиться с алкоголизмом: Билл стал кем-то вроде консультанта, и они с Оззи теперь еще ближе друг другу, чем раньше. Но я в этом не участвовал, поскольку мои проблемы были связаны не с алкоголем». Теперь, когда Батлер справился с депрессией, он с новыми силами занялся сольной карьерой.
Гизер рассказал мне, что за эти годы он серьезно вырос как музыкант: «С тех пор [как я начал играть] мои навыки однозначно улучшились. Иногда я слушаю свой первый альбом и размышляю: „Черт возьми, как же мне удалось сочинить эту музыку?" Я говорю не о технике, а скорее о том, как у меня получилось расставить ноты в таком порядке, понимаешь? Сейчас, когда я смотрю на свой бас, то думаю, что достиг предела своих возможностей и ничему больше научиться просто не могу - не хватает таланта. Когда я думаю, что бы сыграть, то впадаю в какой-то ступор. Вот, например, приходит Тони и приносит рифф, а я сажусь и начинаю размышлять: „Вот черт, что же мне под это сыграть?"
Это не значит, что рифф плохой, просто у меня не проходит ощущение, что мне хватит таланта и музыкального чутья сделать его лучше. Если хочешь, гитарная партия - это что-то вроде авторской колонки в журнале - кому-то нравится, кому-то нет. Я долгое время „вел свою колонку", но она, как мне кажется, оказалась отстойной. Несколько раз у меня мелькала мысль: „Надо завязывать с творчеством, все, что я делаю, - хлам". Очень помогают разговоры с кем-нибудь вроде Тони. Все, что я могу сделать, - запихнуть сомнения поглубже и поверить в себя. В конце концов, только ты сам можешь вытащить себя из бездны сомнений и неуверенности. Если кто-то говорит: „Ты не против сделать вот это?" - начинаешь думать: „Это неплохо, но идея не моя, а чья-то чужая. Я все еще неудачник, мои идеи - дерьмо". Нужно дать себе время. Вот я, например, общаюсь с Тони, мы решаем переключиться на что-то другое, и у меня появляется передышка - время, чтобы все обдумать и вернуться с идеей, которая будет соответствовать моим прежним стандартам… Теперь я осознаю свои возможности, знаю, где их предел, и принимаю их такими, какие они есть. Долгое время я пытался освоить эту чертову манеру игры на басу большим пальцем. И стоило мне услышать, как кто-то действительно круто играет в этой манере, я сразу начинал переживать, что я никогда не смогу играть так же хорошо, как этот парень. А смысл? Эта техника даже не подходит к той музыке, что мы играем. Теперь я знаю предел своих возможностей и довольствуюсь тем, на что способен. Я уже не стремлюсь быть величайшим басистом на земле. Все, чего я хочу, - достойно выступать в составе своей группы… Я и без того всегда стараюсь придумать что-то необычное, а не просто бренчать „си-соль" всю песню. Всегда что-нибудь придумаю, чтобы музыка звучала интересно».
Кроме того, Гизер вовсе не чужд вдохновения - он сам говорит, что его регулярно посещают различные идеи: «Ко мне вдохновение всегда приходит после гастролей. Делаешь что-то каждый день, проникаешься определенными ритмами. Потом турне заканчивается, но остается ощущение, что прямо сейчас нужно выйти и сыграть. Поскольку концертов никаких нет, то идешь в студию и начинаешь сочинять. Только в эти моменты меня и посещает вдохновение. Единственное, что пробуждает во мне желание сочинять музыку, - живые выступления. Большинство своих вещей я сочинил сразу после гастролей. Именно в этот момент я все еще на взводе от необходимости регулярно выступать, пальцы работают как надо, все еще живешь дорогой, живешь рок-н-роллом».
Когда дело доходит до написания музыки, Гизер предпочитает работать по старой доброй методике «Sabbath»: «Когда мы только начинали сочинять, мы всегда собирались вместе. Так все и рождалось - Тони придумывал рифф, я добавлял басовую партию, Билл - ритм, а Оззи - текст или основной мотив. Песни можно услышать именно в том виде, в котором мы их сочиняли. Мы всегда сразу понимали, получится что-нибудь или нет, какой песне чего не хватает и что куда добавить. Совместная работа просто необходима, и в ней была вся суть. Если что-то не получалось, мы переходили к следующей песне или меняли, например, вокал. Дио нравилось работать от риффа - он уходил домой и возвращался с уже готовой вокальной партией. А вот Оззи, наоборот, любит работать в реальном времени. Мы всегда знали заранее, на что это будет похоже, знали, что нужно поменять, чтобы все было как надо: „сейчас я напишу текст для этой песни, и она будет полностью готова"… Никогда не боялись следовать своим чувствам. Думаю, все это и помогало нам оставаться „Black Sabbath". Послушайте наши работы начиная с четвертого альбома: мы экспериментировали с соулом, на что решался далеко не каждый. При этом в той же песне могли звучать сочные бас и гитара, слегка разбавленные синтезатором, а следующим треком могла идти классическая баллада. Нам казалось, что, если мы не будем развиваться, стагнация убьет группу… Известность приносит уникальная музыка, хотя в то же время никто и никогда еще не писал стопроцентно уникальной музыки. Ее просто не существует».
О прошлом Гизер вспоминает не без гордости: «Все это здорово, ведь, когда мы начинали, люди нас не принимали всерьез, говорили, что мы никуда не годимся, что наша музыка не настоящая, в общем, опускали, как могли. Круто, что прошло уже столько лет, а мы не только не перестали играть, но и добились признания. Когда я вижу все эти группы, которые называют нас идейными вдохновителями, то понимаю - мы все-таки сделали что-то важное… Когда мы начинали, мне было восемнадцать, и те, кому было двадцать пять, казались нам стариками. А поп-группы тогда существовали не больше нескольких лет, потому что через какое-то время всем казалось, что их участники слишком старые.
