Федор Раззаков - Андрей Миронов: баловень судьбы
Стоит отметить, что с тех пор, как из жизни ушел Александр Менакер, Миронов сблизился с матерью еще сильнее. Понимая, как тяжело ей приходится без мужа, который долгие годы был и ее сценическим партнером, Миронов стал частенько брать мать в свои гастрольные поездки. И публика с неменьшим восторгом стала принимать новый дуэт – матери и сына Мироновых. Однако дальше концертов дело все-таки не шло. Некоторые из друзей предлагали Миронову похлопотать за мать перед Плучеком, чтобы тот взял ее в Театр сатиры. Но Миронова эта мысль страшила. Вот как об этом вспоминает Ольга Аросева:
«Когда Мария Владимировна осталась без мужа и партнера, она, мне кажется, не прочь была бы поработать в нашем театре. Какое-то время спустя я в шутку пожаловалась Андрею на свою дальнейшую жизнь в „Сатире“: „Вот, Андрюша, придет твоя знаменитая мать, ты введешь ее на мою роль Чебоксаровой-старшей, и я снова буду без работы сидеть…“ Он ответил очень серьезно: „Ольга Александровна, я сделаю все, чтобы моя мать здесь, в театре, работала, если она этого захочет. Потому что она моя мать. Но самым несчастным человеком после этого стану я. Она мне жизни не даст“.
Первый выход Миронова на сцене родного театра в новом году случился 4 января: он играл Мекки-ножа в «Трехгрошовой опере». На следующий день это был Николай Буркини из «Прощай, конферансье!». Вот как об этом пишет Б. Поюровский:
«А. Миронов уступил право сыграть премьеру своему товарищу М. Державину. Есть в Буркини Державина профессиональный азарт, человеческая усталость, чувство ответственности, благородство. Николай – не главный конферансье, он из тех, кому поручают вести обыкновенные концерты. Но это обстоятельство не сообщает ему комплекс неполноценности… А когда спустя несколько дней настал черед выхода на сцену А. Миронова, он разрушил „четвертую“ стену, отделяющую в театре артистов от зала, и обнаружил вдруг в своем герое настоящую эстрадную хватку. Мироновский Буркини оказался хозяином концерта, ему не страшна реплика из зала. Он сам подзадоривает зрителей, вызывая их на диалог…»
8 января Миронов играл в «Бешеных деньгах», 11-го – в «Прощай, конферансье!».
В этот же день свет увидело постановление, согласно которому Театру сатиры, в связи с его недавним 60-летием, присваивалось почетное звание академического театра.
11 января по ТВ показали фильм Марка Захарова «Обыкновенное чудо» (21.35), по которому советские телезрители уже успели изрядно соскучиться – картину не демонстрировали шесть лет (с января 79-го). Вообще в последние несколько лет на отечественном телевидении сложилась странная картина – оно все реже и реже крутило фильмы с участием Андрея Миронова. Руководители ТВ по какой-то неведомой причине решили, что советский зритель от этих фильмов малость подустал.
12 и 18 января Миронов опять играл в «Прощай, конферансье!». 19-го это был «Вишневый сад», 21-го – «У времени в плену», 22-го – «Трехгрошовая опера», 25-го – «Вишневый сад», 26-го – «Прощай, конферансье!». После чего часть труппы Театра сатиры отправилась со спектаклем «Вишневый сад» в Таганрог, где отмечалась знаменательная дата – 125-летие Антона Павловича Чехова и проводился фестиваль чеховских спектаклей.
29 января, в день рождения великого писателя и драматурга, в таганрогском Театре имени А. Чехова Театр сатиры играл «Вишневый сад». Однако зрители, заполнившие в тот вечер зал, не знали, что спектакль был на грани срыва из-за внезапной болезни одного из главных исполнителей. Речь идет об Андрее Миронове, у которого за несколько часов до начала представления температура скакнула до 39 градусов. Однако не выйти на сцену он просто не имел права – спектакль был приурочен к дате и игрался всего один раз.
Вспоминает А. Свободин: «Я видел „Вишневый сад“ в Таганроге…
Лопахин действительно оказался центральной фигурой. Андрея Миронова мы привыкли видеть в ажурных, каскадных ролях с пением, танцами, броским, неотразимым юмором… Здесь перед нами был другой человек. Мягкий, с почти неслышными движениями, озабоченный тем, как бы не совершить какую-нибудь неловкость, о чем-то все время думающий. Это, как и хотел Чехов, был порядочный человек, держался благопристойно, без фокусов, воспитанным барином…
Зрители ждали его появления, действие двигалось его внутренней музыкальной энергией. Лопахин был неблагополучен, его постоянно мучила какая-то мысль, тоска. Деловитость ее не заглушала. Но было еще что-то, какая-то повышенная собранность. И только потом, после спектакля, я узнал, что Миронов играл больным, что у него была температура под тридцать девять…»
Вернувшись в Москву, Миронов два дня отлеживался дома, а 3 февраля уже играл в «Бешеных деньгах». Два дня спустя это была «Трехгрошовая опера». На этом его деятельность на сцене родного театра временно была прервана. Самочувствие Миронова резко ухудшилось, и он вынужден был лечь в больницу. К тому времени ситуация со здоровьем у Миронова была весьма скверная. По всему телу пошли страшные фурункулы, гнойники покрывали всю его спину, воспалялись под мышками, в паху, так что руки-ноги было трудно поднять. М. Державин по этому поводу вспоминает: «В „Ревизоре“, когда он падал, мы с Шурой Ширвиндтом пытались изловчиться и поймать его так, чтобы не дотронуться до больных мест под коленками, под мышками. Он страшно мучился. Дорогой парфюм заглушал аптечный запах разных мазей, которыми он спасался. Ему делали переливание крови, аутогемотерапию. Но ничего не помогало…»
Видимо, отчаявшись найти достойную помощь у традиционной медицины, Миронов обратился за помощью к знаменитой Джуне. Однако и ее способностей не хватило на то, чтобы вылечить болезнь. Потом Голубкина повезла Миронова к деду-знахарю, проживавшему в ста километрах от Москвы. Несмотря на серьезность ситуации, поездка получилась веселой. Вот как о ней вспоминает сама Л. Голубкина:
«Этого деда мне врач рекомендовал: „Лариса, поверь мне, если вы поедете к этому деду, есть какие-то определенные три или четыре заболевания, которые в деревне снимают: рожистые воспаления, стафилококковые дела, ячмени“. Знаете, кроме смеха, никакой реакции. Андрей все время шутил. Когда мы приехали, дед какой-то смешной такой, полуспущенные штаны, неопрятный, нас увидел, посмотрел на меня, на него, он не знал Миронова, просто привезли больного, он смотрел, смотрел и говорит: „Где ты, болезный, такую бабу-то хорошую нашел?“ Это было так смешно, и я поняла, что мне надо уходить в кусты, потому что дед на меня глаз положил. И несколько раз: „О, хорошая какая баба-то!“ Андрей говорил: „Ты меня нарочно привезла сюда, чтобы дед этот тебя утвердил совсем“. Дед тот дал нам снадобье, у нас эта бутылка простояла в кабинете на окне, пока она вся не испортилась. Андрюша даже не вспомнил о ней…»
