Анатолий Черняев - Совместный исход. 1972
Подготовлена статья к 3-х летаю Совещания[21]: политическая галочка, что «в условиях Никсона» мы не забываем об МКД. Архаические банальности, но никто не знает, что делать с движением. Его старое содержание просто ликвидируется с помощью новой практики.
Так и с Вьетнамом. Кажется, «Гардиан» удачно сказала, что жизнь уже не может не идти мимо этого «хронического конфликта», который становится непонятен.
Аналогия с Испанией 1939 года явно не подходит. Но почему-то она то и дело приходит на ум.
Но я обещал вернуться к визиту Никсона. Немыслимо даже в крайне спрессованном виде передать тот поток мыслей, который возник в мировой печати в связи с этим. Я процитирую здесь заключительный абзац из выступления Никсона в конгрессе через час после его возвращения в США.
«Америке представилась беспрецедентная возможность. Еще никогда не было такого времени, когда надежда была бы более оправданной, а наша самоуспокоенность более опасной. Мы положили хорошее начало. И поскольку мы сделали первый шаг, история ныне возлагает на нас особую ответственность за доведение этого дела до конца. Мы можем использовать этот момент или упустить его, мы можем воспользоваться этой возможностью для возведения нового здания мира на земле или дать ей ускользнуть. Поэтому давайте вместе воспользуемся этим моментом, чтобы наши дети и дети повсюду на земле освободились от страха и ненависти, которые были уделом человечества на протяжении многих столетий.
Тогда историки будущего, оглядываясь на 1972 год, не напишут, что это был год, когда Америка поднялась на вершину переговоров на высшем уровне, а затем вновь спустилась в долину. Они напишут, что это был год, когда Америка помогла вывести человечество из низины постоянной войны на возвышенность прочного мира».
У нас это, разумеется, не было опубликовано. Думаю, что суть наших оценок произошедшего сводится в конечном счете к этому же. Только мы выражаемся на идеологическом языке.
Однако этот язык не случаен. Во первых, потому, что представление о себе как об идеологической державе (= части МКД) пока еще остается элементом нашей реальной силы (мифология тоже ведь была силой в свое время). Во вторых, потому, что от идеологии кормится у нас огромная, многомиллионная армия людей, очень влиятельной части нашего общественного и партийного механизма, которую со счетов не скинешь. Так же, как в свое время - церковь. В третьих, за годы и десятилетия управляемой пропаганды мы в состоянии представить себе и другим, то или иное политическое явление только в привычных идеологических терминах.
В этой связи - характерный эпизод. 28 мая Зигель пригласил нас с Генькой к • себе на празднование (!) 300-летия со дня рождения Петра I. Само по себе все это придуманное Феликсом действо было остроумным и содержательным. Сам он говорил только по старославянски etc. Но не в этом дело.
Среди гостей были две пары: один геолог с женой, другой — довольно известный писатель-фантаст Казанцев. Оба бородачи. Как раз, когда мы там веселились, началась передача Никсона по телевизору. Все прослушали и... Какова же была реакция этих бородачей: лицемер и болтун, распинается о мире, а сам убивает вьетнамских детей, дипломату и язык дается для того, чтобы скрывать свои мысли и т. п. Обычные заключения человека с улицы. И таково же, надо сказать, было массовое восприятие Никсона.
Как бы там ни было, а рубикон перейден. Великий рубикон всемирной истории. С этих майских недель 1972 года будут датировать эру конвергенции: не в том пошлом значении этого слова, каким его представляют наши идеологи типа Федосеева, а в его объективно революционном и спасительном для человечества смысле.
Сейчас наша печать перестала шуметь о борьбе против империализма и т. д. Это, конечно, конъюктурно-дипломатическая ситуация, но когда-то она станет реальной действительностью. Да! — благодаря нашей нынешней силе.
Вот некоторые конфиденциальные иллюстрации этого вывода. 29 мая я был вызван (вместе с Шишлиным из братского отдела) в Секретариат (Пономарев, Демичев, Капитонов, Катушев) и получил задание готовить к 31 числу речь Брежнева для Политбюро по итогам советско-американских отношений. Кроме того, я и до этого читал некоторые записи бесед Брежнева с Никсоном. Отмечу лишь главное из того, что я узнал за эти два дня работы «наверху» и для «верха».
Так вот о Никсоне, что помню. Наедине Никсон сказал Брежневу (в связи с КНР): «Помните и верьте мне, я никогда ничего не сделаю, что повредило бы Советскому Союзу».
Уже в самолете (когда летели в Киев) Киссинджер сказал Добрынину (для передачи, разумеется): «Президент огорчен исходом экономических переговоров. Мы, понятно, скованы - фирмы не хотят, им не выгодно. Но мы сделаем все, чтобы уже в этом году заключить торговый договор. И он будет вам выгоден. Уверяю вас».
Может быть и в самом деле Киссинджер и Никсон - адепты концепции, столь широко пропагандируемой «Нью-Йорк тайме» и «Вашингтон пост» — полагают, лучший способ установить всеобщий мир на земле, во всяком случае - не допустить ядерной войны, это - поднять благосостояние советского народа до американского уровня, со всеми вытекающими последствиями.
Киссинджер сказал также Добрынину, что президент предложит вам осенью такое (в сфере разоружения), что должно «вам очень понравиться».
Между тем, в письме ЦК к партактиву по итогам визита Никсона, наряду с деловой информацией и «взвешенными», быть может, объективными оценками (взятыми из письма ЦК братским партиям) содержится обзор «писем трудящихся» по поводу выступления Никсона по телевидению. Мол, лицемер, верить нельзя, говорит о мире, а сам в это время убивает женщин и детей во Вьетнаме. Сопровождается это похвалами в адрес политической зрелости советских людей. Так мы сами себе подвешиваем на ноги идеологические гири, которые будут очень мешать нам идти по, казалось бы, правильно найденному, наконец, пути. (Иной - безумие).
Впрочем, может быть, здесь и полубессознательное стремление сохранить статус идеологической державы (наше отличие и пока реальный фактор нашей силы). Однако, делается это, что называется, «по-Демичевски», т.е. пошло и глупо, без прицела на будущее, с расчетом не на два, а едва полхода вперед.
Тито. Был в Москве со своей Йованкой (которая стала несколько громоздской, но еще в свои 60 с лишним вполне аппетитная, да к тому же в мехах и бриллиантах).
В контексте Никсона прошли германские ратификации и приезд Тито. Демонстративное радушие, дружба, уважение, даже некоторое почтение к нему — событие примечательное. Какая-то газета, кажется «Observer» писала, что визит означает, что в новой обстановке, когда «великие» договорились о status qwo, Тито уже невозможно будет так ловко балансировать между «двумя», как это он делал 20 лет с лишним. Вот он и сделал выбор (учитывая свои внутренние трудности). Может быть, может быть...
