Александр Бондаренко - Михаил Орлов
Так что не из одних лишь патриотических побуждений встречало губернское и уездное дворянство проходивших гвардейцев и армейцев балами, щедро угощало офицеров и нижних чинов, а потом терпеливо ожидало возвращения победоносных полков… И нет сомнения, что не один Чернышев старательно ухаживал за своей причёской, понимая, что в провинциальных городах есть не только девицы на выданье, но и весьма аппетитные вдовушки, и молодые жёны престарелых мужей… (Недаром впоследствии лейб-гусар Лермонтов воспел в стихах «тамбовскую казначейшу»!)
В общем, гвардия на войну шла весело. А тут ещё 8 октября в полк пришёл государев приказ, которым четверо из юнкеров, прослуживших по несколько месяцев — Михаил и Никита Лунины, Сергей Ланской 1-й и Сергей Колычев, — были произведены в корнеты. Полковой праздник по этому поводу был проведён прямо в поле, на подходе к Брест-Литовску, перед тем, как соединились все колонны гвардейского отряда.
* * *Можно сказать, что этим «пикником» завершилась казавшаяся столь беззаботной «загородная прогулка», ибо как раз в то самое время, когда отряд цесаревича Константина подходил к границе, перестала существовать союзная нам австрийская армия — четверть миллиона штыков и сабель.
Никогда ранее Австрийская монархия не имела столь многочисленного и отменно вооружённого воинства, как теперь, когда она вошла в состав Третьей коалиции. «Наступление австрийцев началось 9 сентября [28 августа, по русскому «старому» стилю] 1805 года. Они вторглись в Баварию, принудили курфюрста бежать в Вюрцбург, завладели Ульмом и стали поджидать французскую армию в ущельях Шварцвальда»{52}. Цесарцы[40] стояли именно там, куда, по их расчётам, должны были подойти французские войска. Генерал Карл Макк, барон фон Либерих, командовавший девяностотысячной армией, готовился дать генеральное сражение. В ожидании подхода неприятеля он занялся излюбленным делом немецких полководцев — составлением планов грядущей баталии — и за две недели безделья составил не то семь, не то восемь прожектов.
«Австрийцы иногда делают хорошие решения, но не умеют дорожить временем», — сказал Наполеон. Сам же он прекрасно понимал истину, сформулированную великим Суворовым: «Деньги дороги, люди дороже денег, время дороже людей», и ею руководствовался.
Прежде всего Наполеон отрезал Макку возможность отступления и буквально изолировал его в злосчастном Ульме, обрушив на австрийского полководца лавину ложной информации о силах, действиях и намерениях своих войск — и эта информация сильно смутила барона. Тем временем французские войска беспрепятственно перешли Дунай и заняли Мюнхен, готовясь задержать там русских; затем провели несколько успешных сражений против австрийцев, разделив их армию на две неравные половины, после чего уничтожили и разогнали ту её часть, которая оставалась под командой эрцгерцога Фердинанда, а ту, что оставалась с генералом Макком, сжали в кольце блокады — без продовольствия и связи с остальными войсками…
Далее случилось то, что должно было произойти. Там, где русский солдат стоит насмерть, француз бежит, а австриец сдаётся. Видя, что всё вокруг рушится и ждать подхода союзников придётся ещё долго, генерал Макк совсем потерял голову и сдался с остатками своего войска. 33 тысячи австрийцев положили оружие, отдав неприятелю 60 пушек и 40 знамён. Произошло это 20 (8) октября — как раз тогда, когда русские войска переходили границу. Стотысячная австрийская армия оказалась уничтожена и рассеяна за каких-то три недели…
Разумеется, ни Александр I, ни его главнокомандующий генерал Голенищев-Кутузов ещё ничего не знали о крушении наиболее сильной и многочисленной из союзных армий. Александр Павлович, первым из русских царей после Петра Великого покинувший пределы Отечества, направлялся в Берлин, чтобы привлечь на свою сторону прусского короля Фридриха Вильгельма III. Этот потенциальный союзник пребывал в положении легендарного буриданова осла: он панически боялся встречаться на поле боя с сильной наполеоновской армией, но и очень боялся опоздать к разделу лакомого «французского пирога» после неизбежного сокрушения Наполеона…
«13-го (25-го) октября Император Александр въехал в Берлин при пушечной пальбе. Весь гарнизон стоял под ружьём, население встретило русского Государя с восторгом. Ряды приверженцев Франции видимо редели, и Александр с полным успехом дал ход врождённой способности пленять людей. Сам король подчинился чарующему влиянию русского Императора, который с скромным и благоговейным вниманием ухаживал за королевой, сочувствуя её патриотическим мыслям и стремлениям…»{53}
Злоязыкие современники утверждали, что королева Луиза Прусская была готова на всё, но Александр не решился… Впрочем, и Фридрих Вильгельм III не решился открыто примкнуть к союзникам, так что подписанная 3 ноября 1805 года Потсдамская конвенция была не только тайной, но и не содержала обязательства Пруссии немедленно присоединить свою армию к союзным войскам. Не исключено, что слухи о поражении австрийцев уже достигли Берлина.
Несмотря на это, встреча теперь уже союзных монархов завершилась в духе приторного немецкого сентиментализма: Александр, Фридрих Вильгельм и королева Луиза спустились в мавзолей, где покоились останки Фридриха Великого[41], и царь в душевном порыве облобызал гроб прусского короля-полководца, разбитого русскими войсками в Семилетнюю войну, и над этим священным, как принято считать, гробом монархи поклялись в вечной дружбе.
К сожалению, данная клятва оказалась непрочной, на помощь союзникам Пруссия так и не пришла, ибо Фридрих Вильгельм рассчитывал вступить в войну после первой их победы — а таковой-то и не случилось… Когда через год Наполеон вошёл в Берлин, он также спускался в мавзолей венценосного полководца. При благоговейном молчании окружающих он взял с крышки гроба шпагу Фридриха II, а на её место положил свою, сказав с усмешкой, что такой обмен делает честь покойному. Пруссаки проглотили оскорбление!
* * *В Брест-Литовске гвардейский отряд был переформирован — вернее будет сказать, перетасован, после чего кавалергарды с лейб-гвардии Казачьим и Лейб-гренадерским полками и шестью пешими гвардейскими орудиями вошли в состав 3-го эшелона. (Как известно, полевая артиллерия делилась на пешую и конную, и во втором случае расчёты на поле боя передвигались верхом, что значительно повышало мобильность и манёвренность подразделений. Зато менее подвижные «пешие» орудия были крупнее калибром и, соответственно, мощнее «конных».)
