Семен Кувшинов - У стен столицы
Накануне я возвращался с передовой в Дьяково, где находился штаб бригады. Около дома стояли две огромные трофейные машины. Рослый моряк в белом дубленом полушубке с двумя краснофлотцами что-то делал, копаясь в моторе грузовика. У него было рябоватое лицо, а из-под ушанки выбивался густой черный чуб. Это был мой старый знакомый Николай Яковлевич Грачев. До фронта он служил в бригаде минных заградителей Тихоокеанского флота. По специальности Грачев был рулевой, плавал на штабном катере «Ярославец». А по совместительству водил «эмку» комбрига. В бригаде его звали «рулевой-шофер».
Я остановился. Поздоровались.
— Что вы тут делаете? — спросил я Грачева.
— Да вот, комбриг приказал, чтобы машины были к вечеру в полной боевой, — ответил Грачев.
Он немного помолчал и, наклонившись над мотором, продолжал над ним «колдовать».
Я не стал его отвлекать и пошел в дом. В сенях встретил знакомого мичмана К. И. Карасева. Он держал в руках мешок из ряднины и зачем-то дергал за рукав хозяина дома Семенова. Старик отдергивал руку и настойчиво твердил:
— Нет у меня больше мешков! Сходите к соседям.
Мичман был высок ростом, сух и широк в плечах, с бросающимися в глаза длинными рыжими усами. Его знали как прекрасного стрелка, хорошего оружейного мастера. Во время формирования бригады в Сибири моряки прозвали его «мичман Лахасусу», и неспроста. В 1929 году он служил матросом на мониторе «Ленин» Амурской флотилии, принимал участие в бою с белокитайской флотилией на реке Сунгари у города Лахасусу. Об этом он рассказывал матросам при каждом удобном случае, а начинал свой рассказ так: «А вот как было у нас под Лахасусу». За это его и прозвали «мичман Лахасусу».
Вскоре с передовой прибыл на санях комбриг. Он был хмур и озабочен. Войдя в избу, Безверхов сразу же приказал позвать к нему Грачева и Карасева. Полковник закрылся с моряками в отдельной комнате и долго с ними о чем-то говорил. Я тогда и не предполагал, что затевается. Но, судя по всему, чувствовал, что комбриг готовит что-то серьезное: ведь немцы остановили продвижение бригады, а штаб армии требовал наступать на Ольгово, чтобы угрожать коммуникациям врага, рвавшегося к каналу.
Шли ожесточенные бои за Борнсово, от него остались уже одни дымящиеся кучи угля. Сколько ни пытались тихоокеанцы выбить немцев из села, но каждый раз матросов встречала стена огня. Нужны были танки, но их в то время не было у нас в бригаде. Как быть?
На следующий день Безверхов приказал возобновить атаки на Борнсово. И мы рано утром с группой командиров выехали на передовую.
Памятный день 6 декабря выдался особенно холодным. Моряки первого батальона примерзали к земле в своих снежных окопчиках на опушке небольшого леса у деревни Борнсово. В серых сумерках зимнего утра поступило распоряжение комбрига: батальону готовиться к атаке. До противника было метров четыреста белой равнины. Многим казалось: вот еще одна безуспешная атака будет произведена. Противник уже отбил три наши атаки, а сегодня разве мы сильнее? Танков нет, самолетов не видно. Да и странно — наша артиллерия молчит. Где же артподготовка?
Раздумье моряков неожиданно прервал гул мощных моторов в нашем тылу, в глубине леска. Поднимая тучи сухого снега, мчались два огромных немецких вездехода. На кабинах и кузовах ясно обозначались ярко накрашенные большие тевтонские бело-черные кресты. Из-за мешков с песком, взятых на борт, в машинах виднелись немецкие каски. В кузове выделялась сухопарая фигура. Из-под нахлобученной на глаза немецкой каски торчали заиндевелые усы. Все узнали «мичмана Лахасусу». А на втором грузовике за рулем сидел старшина Грачев.
Автомобили промчались через передний край моряков и устремились к Борнсову. Прогремела по цепи команда: «Атака!» Тулупов поднялся первым и с автоматом в руках бросился вперед.
Моряки вначале недоумевали — в чем дело, но, увидев на машинах своих, поднялись и побежали за комбатом. Они еле поспевали за сбавившими ход семитонками. Немцы не стреляли. Они, вероятно, приняли эти грузовики за свои, прорвавшиеся к нам в тыл.
Хитрость нашу фашистам удалось разгадать лишь тогда, когда моряки были уже у самого села. Оккупанты открыли огонь, но было поздно. Наши «максимы», установленные на машинах, быстро подавили ближайшие огневые точки. Вездеходы на большой скорости носились по пепелищу. Пулеметчики и автоматчики из кузовов машин поливали фашистов огнем и забрасывали гранатами, успешно поддерживая стремительную атаку. Через два часа рукопашной схватки бойцы достигли противоположного конца деревни. Потерь они почти не имели. Борнсово снова перешло в наши руки. Верно говорят: хитрость и сметка помогают бить врага метко.
Вечером комбриг перед строем батальона объявил Карасеву и Грачеву благодарность и приказал представить их к правительственным наградам.
Дорого обошлись гитлеровцам бои за населенные пункты Борнсово, Гончарово и Языкове. Два батальона 4-го полка 6-й танковой дивизии противника были полностью уничтожены. Около 600 трупов оставил неприятель на поле боя. Были захвачены большие трофеи.
Следуя указанию комбрига вооружаться за счет противника, почти все моряки обзавелись различным оружием врага.
Бригада и взаимодействовавшие с ней части с честью выполнили поставленную перед ними задачу. План гитлеровского командования — форсировать канал крупными силами — был сорван.
В бой — коммунистом
Багровое от огня и пламени небо, смятая колючая проволока около вражеской траншеи. На бруствере пригвожденный к земле фашист. А на фоне вспышек от разрывов снарядов во весь рост фигура человека в плащ-палатке, с автоматом наперевес и противотанковой гранатой в руке. На лице его смелый вызов всем опасностям, а на устах слова мужественного призыва:
— Коммунисты, вперед!
Кому неизвестна названная словами этого вдохновенного партийного клича картина художника, с большой правдивостью и силой запечатлевшая характерную черточку Великой Отечественной войны? У картины, о которой идет речь, были реальные прототипы — коммунисты. Это они по зову командира первыми поднимались навстречу свинцу и огню. Это их личный пример, сила идейного убеждения вели бойцов вперед, на разгром врага. Идти в бой коммунистом, находиться в числе тех, к кому через десятилетия обращены слова В. И. Ленина «Мы не сулим вам выгод… мы зовем вас на трудную работу», было заветным стремлением воинов на фронте. Ведь фронт как раз и являлся подобной «работой».
Комсомолец лейтенант Мовчун в своем заявлении в парторганизацию писал: «Я хочу быть в бою таким же самоотверженным и бесстрашным, как коммунисты, хочу идти вместе с ними впереди всех на самые трудные и опасные участки фронта. Очень прошу принять меня в партию Ленина. Клянусь драться с фашистами смело и дерзко, не жалеть ни крови, ни самой жизни для достижения победы».
