Семен Кувшинов - У стен столицы
Ранило и Рогова. Превозмогая боль, он схватил автомат, гранаты и смело вступил в единоборство с группой автоматчиков противника. Моряк пускал в ход автомат, когда фашисты короткими перебежками приближались к снежному окопу, где он укрылся, а стоило им залечь, доставал их гранатами. Все новые и новые гитлеровцы ползком, глубоко зарываясь в снег, окружали отважного тихоокеанца. Гранаты и патроны подходили к концу. Послышались крики: «Рус, сдавайс! Жизнь дарим!» В ответ на эти слова Рогов громко крикнул: «Советские моряки в плен не сдаются!» Брошенной гранатой воин заставил врагов снова залечь.
Время шло. Еще слышались из окопа короткие очереди автомата, но Рогов чувствовал, что силы покидают его. Вот он уже выронил из рук оружие и как сквозь сон услыхал родное русское «ура!». Это подоспели бойцы подкрепления из взвода лейтенанта М. В. Молодцова. Услышав стрельбу и разрывы гранат в тылу у фашистов, они перешли в контратаку и вернули потерянную позицию.
Комбриг ведет в атаку
— Штабу в ружье!
Эту команду подал комбриг Безверхов, прискакавший на лошади в село Дьяково. Через считанные минуты весь наличный состав штаба, политотдела и тыла бригады выстроился перед домом. Полковник коротко сообщил обстановку:
— На участке батальона Тулупова гитлеровцы прорвались к Языкову. Резервов у нас нет. Впрочем, резерв — это мы. По машинам!
Полсотни людей быстро взобрались на немецкие грузовики, стоявшие с уже заведенными моторами.
— На хозяйстве остаться одному начальнику штаба, — распорядился комбриг, — держать связь со штабом армии, докладывать о том, как будет складываться обстановка.
Машины двинулись к переднему краю. На опушке леса съехали на обочину. Отряд высадился. Комбриг коротко поставил задачу, приказал проверить оружие, приготовиться к бою. Улучив минутку, комиссар Бобров обратился ко всем с такими словами:
— Товарищи, большинство нашего отряда — коммунисты. У каждого из нас помимо винтовки, автомата, гранат есть оружие особого боя. Пристрелянное, выверенное, безотказное, грозное! Оно не делает осечек. И оружие, о котором идет речь, — наш личный пример в бою. Применить это оружие — значит, несмотря ни на что, невзирая ни на какие трудности, идти вперед, увлекать за собой всех.
— Понимаем. Не подведем! Верьте!
Эти слова моряков звучали как клятва.
Все быстро приготовили пулеметы, гранаты к бою. Редкой цепью во главе с Безверховым двинулись в сторону врага. Из-за реки, где засели гитлеровцы, послышались выстрелы, невдалеке от нас стали рваться мины. Показав рукой в направлении реки, комбриг крикнул:
— Вперед, за мной!
Он увлек людей на лед, сковавший русло. Теперь уже, прикрываясь высоким берегом, мы были в безопасности, чувствовали себя как в траншее. Излучина огибала лесок подковой.
— Последней десятке остаться здесь, вызвать огонь на себя! Остальные — за мной! — скомандовал комбриг.
Хрустевший под ногами сухой снег в этот момент, мне казалось, напоминал Безверхову пески Средней Азии. Двадцать лет назад вот так же бежал он не по заснеженному, а по песчаному оврагу в Кара-Кумах, чтобы отрезать банду басмачей от реки и захватить переправу. Тогда атака удалась блестяще. Недаром командир дивизии наградил его за этот бой туркменским скакуном белой масти и клинком дамасской стали с золоченым эфесом.
Комбриг изредка останавливался, поджидая отстающих. Все видели на его лице выражение необыкновенной решимости. В этот момент, опять казалось мне, Безверхов думал только об одном: неужели сейчас испытанный маневр не удастся? Ведь сегодня противник у стен Москвы! Эта мысль невольно передавалась и нам, когда бежали в атаку под вой мин и свист пуль. И у нас рождалась решимость — умереть, но не пропустить врага на своем участке к родной столице.
Выбрав удобное место, комбриг остановил людей. Отсюда было видно, как гитлеровцы небольшими группами перебегали поле, накапливались в лесу. Их расположение с фланга просматривалось насквозь. Морякам оставалось преодолеть небольшое открытое место, чтобы оказаться в тылу у фашистов. Комбриг быстро оценил обстановку.
— Пулемету прикрыть огнем! Взвод, за мной!
С этими словами комбриг первым выскочил на берег. Моряки — за ним.
Немцы, видимо, не ожидали обхода своей позиции. Пулеметный и минометный огонь они открыли с опозданием. Заговорил и наш пулемет. Стрельба противника заметно ослабла. Вот уже недалеко спасительный пригорок с высоким сугробом снега. В следующую минуту впереди атакующих разорвалось несколько мин. Осколки со свистом пролетели над головой.
— Ложись! — крикнул комбриг.
Люди падали в еще дымившиеся воронки. Но не все миновали беду. Двух бойцов словно подкосило: они опустились на землю замертво. Двух ранило. Комбриг, стоя на одном колене, короткими очередями бил из автомата.
— Товарищ полковник, ложитесь, убьют! — с мольбой во взгляде кричал ординарец. — Видите, какой огонь!
— Ну вот, то рвался от меня на передовую, — бросил комбриг скороговоркой, — а теперь, будь твоя власть, и меня бы потянул отсюда в штаб.
Вроде и немудреная была реплика полковника, но все, кто бежал рядом с ним и услышал ее, еще более воспряли духом: комбриг не мыслит себя в трудную минуту вне атакующих рядов, а нам-то уж тем более надо быть на линии огня.
После небольшой заминки моряки снова открыли огонь из винтовок, потом по взмаху руки полковника дружно поднялись и побежали вперед. До пригорка добежало человек тридцать.
— Окопаться! — дал приказ комбриг.
Положение складывалось критическое: немецких автоматчиков целая рота, а моряков — горстка. И тут полковник дал сигнал — красную ракету — нашим минометчикам, находившимся в Языкове. Через несколько минут от разрывов мин загудел лесок, где накопились фашисты. Понеся большой урон, теснимые нашими бойцами, немцы начали отступать. Брешь в линии фронта была закрыта.
Когда миновала опасность, Безверхов вдруг остановился у одиноко стоявшего дерева и, держась за ствол, стал медленно опускаться на землю. Подбежавшие товарищи подхватили его на руки. На мгновение Яков Петрович потерял сознание, но быстро пришел в себя. Он был ранен. После перевязки комбриг остался в строю.
На другой день я встретил Якова Петровича, он был свеж и бодр, как всегда.
Перехитрил — победил
Накануне я возвращался с передовой в Дьяково, где находился штаб бригады. Около дома стояли две огромные трофейные машины. Рослый моряк в белом дубленом полушубке с двумя краснофлотцами что-то делал, копаясь в моторе грузовика. У него было рябоватое лицо, а из-под ушанки выбивался густой черный чуб. Это был мой старый знакомый Николай Яковлевич Грачев. До фронта он служил в бригаде минных заградителей Тихоокеанского флота. По специальности Грачев был рулевой, плавал на штабном катере «Ярославец». А по совместительству водил «эмку» комбрига. В бригаде его звали «рулевой-шофер».
