Генри Моргентау - Трагедия армянского народа. История посла Моргентау
Глядя на группы послов в церкви и, потом, на нашем приеме, я с удивлением заметил, что не хватает одной знакомой фигуры. Не было друга Австрии Вангенхайма. В то время это меня озадачило, но потом я узнал о причине лично из его уст. За несколько дней до этого он выехал в Берлин. Кайзер вызвал его на собравшееся 5 июля совещание, на котором было решено втянуть Европу в войну.
Глава 4
Германия мобилизует турецкую армию
Читая августовские газеты, в которых описывалась проходившая в Европе мобилизация, я был поражен тем, как быстро гражданское население этого континента превращалось в военное. В то время Турция еще не вступила в войну, и ее лидеры громко заявляли о своем намерении сохранять твердый нейтралитет. Вопреки этим заявлениям о мире, жизнь в Константинополе военизировалась в не меньшей степени, чем в европейских столицах. Несмотря на то что сама Турция была настроена мирно, шла мобилизация армии. Это, как нам говорили, была мера предосторожности. И все же действия, что я наблюдал днем в Константинополе, походили на те, что тревожили города Европы. Военный патриотизм мужчин и терпение и жертвы женщин, возможно, когда-нибудь и придадут войне налет героизма, но вид у Турции в те годы был вял и жалок. День за днем разношерстная толпа народа шла по улицам. Арабы, босые, одетые в самую яркую свою одежду, с льняными сумками, в которых хранился необходимый на пять дней запас еды, через плечо, волоча ноги и приводя в замешательство своим видом, шли плечом к плечу с унылыми бедуинами, по-видимому внезапно вырванными из родной пустыни. Пестрая масса турок, черкесов, греков, курдов, армян и евреев, при взгляде на которых возникало ощущение, что их просто забрали с принадлежавших им ферм и магазинов, постоянно толкали друг друга. Большинство было одето в лохмотья, многие выглядели полуголодными; все в них выдавало безнадежность и покорность судьбе, от которой, и они это знали, им не убежать. Не было радости от приближающейся битвы, не было чувства, что они жертвуют собой ради великого дела. День за днем шли они, дети разорванной империи, делавшей последнюю отчаянную попытку собраться с духом, чтобы начать действовать.
Эти несчастные люди плохо понимали, что за сила выталкивала их из страны. Даже мы, представители дипломатического корпуса, не могли тогда разобраться в ситуации. Мы узнали позже, что сигнал к мобилизации исходил не от Энвера, Талаата или турецкого кабинета, а от берлинского Генерального штаба и его представителей в Константинополе. В действительности этой сложной операцией руководили Лиман фон Зандерс и Бронссарт. Во всем этом ясно просматривалось участие немцев. Как только немецкие армии перешли Рейн, началась работа по строительству гигантской радиостанции, расположенной в нескольких километрах от Константинополя. Все материалы были привезены из Германии через Румынию, и умелые механики, старательно работавшие от рассвета до заката, также, без сомнения, были немцами. Естественно, законы нейтралитета запрещали строительство радиостанции для воюющей стороны в такой нейтральной стране, как Турция. Однако было объявлено, что немецкая компания строила здание с антенной для турецкого правительства и на средства султана. Тем не менее эта версия никого не обманула. Свободно, спокойно и довольно часто немецкий посол Вангенхайм говорил об этой станции как о немецком предприятии.
– Вы уже видели нашу радиостанцию? – спрашивал он меня. – Давайте прокатимся верхом и взглянем на нее.
Он с гордостью говорил мне, что эта станция была самой мощной в мире – достаточно мощной, чтобы ловить все сообщения, отправленные с Эйфелевой башни в Париже! Он твердил, что это позволит ему находиться в постоянной связи с Берлином. Он прилагал так мало усилий, чтобы скрыть, что станция принадлежит Германии, что, когда несколько раз обычная телеграфная связь приостанавливалась, он предлагал мне воспользоваться этой станцией для отправки моих телеграмм.
Эта радиостанция была символом тайного, хоть и особо не скрываемого союза между Турцией и Берлином. На то, чтобы завершить строительство столь мощной станции, ушло некоторое время, в течение которого Вангенхайм пользовался связью немецкого торгового судна «Корковадо», пришвартовавшегося в Босфоре напротив немецкого посольства. Для практических целей у Вангенхайма была постоянная телефонная связь с Берлином.
Во время этой мобилизации немецкие офицеры были так же активны, как турки. Они безумно наслаждались происходящим; было видно, что это лучшее время их жизни. Бронссарт, Хуман и Лаффертс были постоянно рядом с Энвером, советовали и направляли. Каждый день немецкие офицеры носились по улицам на огромных автомобилях, конфискуя все подряд у гражданского населения. Ночью они наводняли рестораны и увеселительные заведения, поглощая шампанское в огромных количествах, которое также было изъято у населения. Особо эффектной и шумной фигурой был фон дер Гольц-паша. Он постоянно устраивал что-то вроде вице-королевского проезда по улицам в огромном быстром автомобиле, на обоих бортах которого были нарисованы яркие немецкие орлы. Водитель на переднем сиденье нажимал на клаксон, извлекая резкие пронзительные звуки, и горе тому, будь то турок или нетурок, кто попадется ему на пути!
Немцы даже не пытались скрыть, что считают себя хозяевами этого города. Точно так же, как Вангенхайм создал маленькую Вильгельмштрассе в своем посольстве, немецкие военные учредили маленькую версию берлинского Генерального штаба. Они даже привезли с собой из Германии своих жен и семьи. Я слышал, как баронесса Вангенхайм говорила, что у нее есть небольшой двор в немецком посольстве.
Однако немцы были единственными, кто наслаждался этим процессом. Сопровождающая мобилизацию конфискация была не чем иным, как грабежом гражданского населения. У турок забирали лошадей, мулов, верблюдов, овец, коров и другой скот, который смогли обнаружить. Энвер сказал мне, что они собрали 150 тысяч животных. Они делали это безрассудно, не задумываясь о продолжении рода. Во многих деревнях они оставляли двух коров или двух кобыл. Эта методика проведения конфискации привела к закономерному результату – уничтожению национального сельского хозяйства и голоду сотен тысяч людей. Но турки, как и немцы, считали, что война будет короткой и что раны, нанесенные этими конфискациями сельскому населению, быстро затянутся. Правительство также демонстрировало бесстыдство и недостаток ума, когда изымало товары у торговцев и продавцов магазинов. Эти действия очень походили на обычное воровство на большой дороге. Но среди упомянутых торговцев практически не было мусульман; большинство были христианами, хотя было и несколько евреев. Таким образом, турецкие офицеры не только снабжали всем необходимым свою армию и, между прочим, наживались на этом сами, но и наслаждались чувством религиозной мести, грабя учреждения, принадлежащие неверным. Они входили в розничный магазин, забирали практически все товары с полок, давая клочок бумажки в качестве расписки. Так как правительство не заплатило за изъятое у населения во время Итальянской и Балканской войн, то вряд ли торговцы ожидали, что получат хоть что-то за отобранные товары. Впоследствии тот, кто понимал чиновничество и был политически влиятельным, получил обратно около 70 процентов – что сталось с оставшимися 30, не является секретом для того, кто имел опыт общения с турецкими бюрократами.
