Андрей Калиниченко - В небе Балтики
- Каждый боевой вылет - это прежде всего большой и тяжелый труд, вступил в разговор заместитель командира полка по политчасти Шабанов. - Он требует и от бомбардировщиков, и от истребителей предельного напряжения моральных и физических сил. В воздухе ничего не делается наполовину или как-нибудь. Допустил ошибку, смалодушничал - расплачивайся кровью: и своей и товарищей.
Шабанов, по обыкновению, говорил спокойно, как бы размышляя вслух и стараясь угадать наши же мысли. Это придавало его словам убедительность и действенность.
- Товарищ подполковник, - обратился к замполиту Колесников, - мы учились прежде всего топить корабли. Почему же нас не посылают уничтожать морские цели?
Вопрос был задан неспроста. Нас действительно учили летать над морем и бомбить движущиеся цели, Здесь же приходилось действовать то по осадным артбатареям, то по опорным пунктам противника.
- Я понимаю вас, товарищи, - ответил Шабанов, - согласен с вами. Но видимо, обстановка вынуждает наше командование использовать нас пока не по назначению. Туго приходится нашим наземным войскам. Надо помогать им.
Где бы ни появился замполит, его сразу окружали летчики, техники, мотористы. Люди тянулись к нему, потому что знали: он сообщит не только фронтовые новости, но и даст полезные советы.
- Сейчас для нас самое важное, - сказал Шабанов, - освоить тактику вражеских истребителей и научиться их сбивать.
После совещания полковые политработники заметно активизировали свою деятельность в этом направлении. Во всех подразделениях прошли партийные и комсомольские собрания. Были выпущены боевые листки, изготовлены плакаты и схемы, дающие четкое представление о секторах наблюдения членов экипажа бомбардировщика во время полета строем и об углах стрельбы из бортового оружия. Провели мы и несколько учебных боев с истребителями.
Дела в полку пошли значительно лучше. Боевые задания теперь выполнялись без боевых потерь.
Однажды в нашу землянку снова заглянул Шабанов. Он только что вернулся из штаба дивизии, и, видимо, с какой-то радостью. С лица его не сходила чуть заметная улыбка.
- Буланихин жив! - объявил он.
"Значит, это был он, значит, спасся", - подумал я, вспомнив белый купол парашюта над Ладожским озером.
- Где он? Как себя чувствует? - посыпались вопросы.
- В госпитале. Я был у него. Всем вам привет передавал.
И Шабанов рассказал обо всем, что узнал от Буланихина. На выходе из пикирования летчик почувствовал сильный удар, затем увидел серое брюхо проскочившего над головой "фокке-вульфа". Через несколько секунд самолет его загорелся. Левый мотор перестал работать. Первой мыслью летчика было дотянуть до Ладожского озера и посадить машину на воду. Но пламя быстро распространялось, начал гореть плексиглас кабины, обжигая лицо и руки. Буланихин понял, что приводнить горящую "пешку" не успеет, увеличил обороты мотора, чтобы не потерять высоту и скомандовал экипажу прыгать с парашютами. А на нем уже тлели шлемофон и комбинезон. Летчик оттолкнулся ногами от сиденья и полетел вниз. Несколько секунд он снижался, не раскрывая парашюта, чтобы воздушным потоком сбить пламя со своей одежды. Потом дернул кольцо и услышал спасительный хлопок над головой - до воды оставалось несколько метров.
Штурман П. А. Галахов и стрелок-радист Е. К. Шевчук, видимо, не слышали команды летчика покинуть самолет. Они упали вместе с машиной и погибли. Буланихин же был подобран на озере нашими катерами и доставлен в госпиталь.
- Не повезло Грише, - тихо произнес Пасынков, когда Шабанов закончил свой рассказ.
- Не согласен с тобой, - возразил Косенко. - Раз жив остался, считай, повезло.
Забегая вперед, хочется добавить, что после длительного лечения врачи вернули Григория Буланихина в строй. Через год он прибыл в полк и снова летал на пикировщике до самого конца войны.
Шабанов сел за стол, закурил и после небольшого раздумья спросил:
- Ну как живете, чем озабочены? Рассказывайте.
- Погода хорошая, а почему-то не летаем, - пожаловался Пасынков. - Вас в дивизию вызывали?
Каждый чувствовал, что назревают большие события, а какие именно - не знали.
- Верно, вызывали, - с улыбкой ответил Шабанов. - А вы что, скучаете без работы?
Комиссар сообщил приятную новость. В районе Синявино за шесть дней боев летчики нашего полка уничтожили девять дотов, пять минометных батарей и три артиллерийские, два танка, разрушили шоссейный мост, взорвали четыре склада: два с боеприпасами и два с горючим.
Командование сухопутных войск, действовавших на синявинском участке фронта, объявило благодарность всем экипажам, участвовавшим в этой операции.
- Теперь нам приказано готовиться к дальним полетам над морем, - сказал Шабанов. - Завтра начнем бомбить морские объекты.
- Это здорово! - воскликнул Пасынков. - Наконец-то займемся настоящей работой!
Днем меня вызвали на КП полка. Там уже находились лейтенант Михаил Губанов и старшина Владимир Кротенко. Замполит А. С. Шабанов сказал нам:
- Сегодня посылаем вас на встречу с солдатами и офицерами той пехотной части, с которой мы взаимодействовали во время боев под Синявино. Расскажите им, как летаете, как бомбите огневые точки врага.
И вот мы на переднем крае наших войск. Повсюду следы жестокого боя: изрытая воронками земля, ржавые клочья колючей проволоки, у дороги подбитый вражеский танк, левее и чуть подальше его - обломки немецкого истребителя... Я подумал: не тот ли это "фокке-вульф", который сбили в последнем бою наши истребители прикрытия?
Нас встретил молодой майор со смуглым лицом.
- Милости прошу к нашему шалашу, - сказал он и каждому пожал руку.
Направляясь к землянке, мы услышали нарастающий гул моторов. Спустились в траншею. К линии фронта подходила группа наших штурмовиков. Вытянувшись в цепочку, они один за другим начали пикировать на укрепления врага, сбрасывать бомбы и поливать землю пушечным огнем и реактивными снарядами. Штурмовиков в воздухе сменили пикировщики, а затем снова появились "илы".
Мы стояли в траншее вместе с бойцами и видели, как они радовались успехам нашей авиации. Некоторые с риском для жизни вставали во весь рост и, махая пилотками, призывали летчиков сильнее бить врага, будто те могли их услышать.
Самолеты вскоре ушли. Снова наступила тишина. Мы сразу же направились в землянку, где уже собрались бойцы и командиры.
Начался деловой разговор. Первыми выступали пехотинцы. Они с похвалой отзывались о действиях пикировщиков, благодарили летчиков за активную поддержку.
Ответное слово я попросил сказать Володю Кротенко. И не только потому, что он был самый красноречивый из нас. У воздушного стрелка-радиста боевого опыта было больше, чем у других. Летая в составе экипажа Е. Н. Преображенского, он бомбил столицу фашистской Германий еще в августе 1941 года, первым в Советском Союзе радировал: "Я - Кротенко, мое место Берлин!"
