Алексей Шишов - Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона
— За доводом ходить не надо. Посмотрите только на карту Европы, на то, как растет там число железных и шоссейных дорог. Вот вам и главный мой довод…
Сейчас можно сказать с убежденностью, что офицер Генерального штаба смотрел на развитие армии далеко вперед. Но тогда ему все приходилось доказывать. И порой на личном опыте.
Только этим можно объяснить то, что Михаил Гордеевич, после многочисленных рапортов, добился того, чтобы его временно откомандировали из Варшавы на учебу в… Севастопольскую офицерскую школу авиации Отдела воздушного флота. Сам по себе этот факт был примечательным.
Его откомандировали в морскую крепость Севастополь. В ее окрестностях[4] он с 13 июля по 3 октября 1913 года прошел полный курс обучения летчика-наблюдателя. В послужном списке Дроздовского появилась необычная для офицера Генерального штаба запись: «Совершил 12 полетов вне аэродрома, каждый полет продолжительностью не менее 30 минут, а всего был в воздухе 12 часов 32 минуты».
Скажем прямо, за столь короткий срок налет в воздухе был немалый. И как говорится, слава богу, что все обошлось, особенно в непогоду, без поломок аэроплана, вернее, его мотора Такое в авиации тех лет случалось гораздо чаще, чем сегодня.
Летательные аппараты в начале XX века были совсем иные. Мало того что сделаны из дерева и полотна, они еще и обладали моторами, качество которых и на земле оставляло желать много лучшего.
На чем довелось летать Дроздовскому? Ему не пришлось летать на самолетах прославленного русского авиаконструктора Ивана Ивановича Сикорского — С-12 («Моносике») и «Илье Муромце». Не летал он и на аппаратах других замечательных отечественных авиаконструкторов — Дмитрия Павловича Григоровича (от М-5 до М-16 «Зимняк») и Владимира Александровича Лебедева (несколько модификаций «Лебедей»).
Учащиеся Севастопольской авиационной школы учебные полеты совершали на аэропланах иностранных марок. Это были французские «ньюпоры», «мораны» и «фарманы», строившиеся в России. Свои часы кандидат в летчики-наблюдатели капитан Дроздовский налетал на них. Он был в воздухе одновременно и пилотом, и наблюдателем.
Ему довелось знать многих русских летчиков, прославившихся в Первую мировую войну, одновременно с ним обучавшихся в 1913 году летному делу в крымском небе. Таким, к примеру, человеком был Тимофей Степанович Боровой.
У этого человека удивительная судьба Крестьянин из Изюмского уезда Харьковской губернии в 1909 году был призван в русскую армию. Служил примерно и, будучи унтер-офицером, имевшим начальное домашнее образование, сумел стать слушателем Офицерской школы авиации Отдела воздушного флота Чин прапорщика получил уже в войну, на Юго-Западном фронте, в октябре 1915 года Боровой стал на фронте полным георгиевским кавалером, то есть обладателем солдатских Георгиевских крестов всех четырех степеней. К этому можно добавить еще и три боевых ордена и Георгиевскую медаль.
Крестьянин с Харьковщины в годы Гражданской войны воевал на стороне белых. В их рядах он оказался осенью 1918 года, когда вместе со штабс-капитаном Бафталовским совершил перелет из Харькова в расположение Добровольческой армии.
…По тому, как сгущались тучи над Европой, в окружном штабе в Варшаве понимали, что большая война на континенте должна вот-вот разразиться. На оперативных картах разыгрывались варианты мобилизации войск. Порой возникали споры о том, с кем в первую очередь придется скрестить оружие. Здесь Дроздовский придерживался только одного мнения:
— Национальная профессия Пруссии — только воевать… Посмотрите по разведсводкам, как германцы готовятся. Железные дороги ведут только к границам. Даже полевых кухонь, которые они у нас скопировали, производят с избытком… Немецкие коммерсанты в Варшаве изменились на лицо: только слепой не заметит их военной выправки и не увидит в них пруссаков…
…Первая мировая война — Великая, мировая, Отечественная — вошла в судьбу капитана Михаила Гордеевича Дроздовского так, как она в июле 1914 года вошла в судьбы сотен тысяч военных армии и флота Российской империи. Вошла в историческую память Российской державы двумя высочайшими манифестами.
В первом из них, от 20 июля 1914 года, говорилось об объявлении состояния войны России с Австро-Венгрией:
«Божиею милостию Мы, Николай Второй, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая.
Объявляем всем верным Нашим подданным:
Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови с славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно. С полным единодушием и особою силою пробудились братские чувства русского народа к славянам в последние дни, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для державного государства требования.
Презрев уступчивый и миролюбивый ответ Сербского правительства, отвергнув доброжелательное посредничество России, Австрия поспешно перешла в вооруженное нападение, открыв бомбардировку беззащитного Белграда.
Вынужденные в силу создавшихся условий принять необходимые меры предосторожности, Мы повелели привести армию и флот на военное положение, но, дорожа кровью и достоянием Наших подданных, прилагали все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров.
Среди дружественных сношений союзная Австрии Германия, вопреки Нашим надеждам на вековое доброе соседство и не внемля заверению Нашему, что принятые меры отнюдь не имеют враждебных ей целей, стала домогаться их отмены и, встретив отказ в этом требовании, внезапно объявила России войну.
Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную Нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди Великих держав. Мы непоколебимо верим, что на защиту Русской Земли дружно и самоотверженно встанут все верные Наши подданные.
В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще сильнее единение Царя с Его народом и да отразит Россия, поднявшаяся, как один человек, дерзкий натиск врага.
С глубокою верою в правоту Нашего дела и смиренным упованием на Всемогущий Промысел, Мы молитвенно призываем на Святую Русь и доблестные войска Наши Божие благословение.
Дана в Санкт-Петербурге, в двадцатый день июля, в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот четырнадцатое, Царствования же Нашего в двадцатое.
На подлинном Собственною Его Императорского Величества рукою написано
