Анатолий Левандовский - Сердце моего Марата (Повесть о Жане Поле Марате)
— Кто заводит пружины?.. Хорошо сказано… Но люди не механические игрушки, и заводить их не надо; они действуют по своей воле, а толкает их нужда, горе, несправедливость — все непомерное бремя невзгод… Впрочем, начинать нужно не с этого. Скажите, Буглен, как вы представляете себе, что такое революция?..
— Революция?.. Да кто же этого не знает? Это — великое, всеобщее усилие, поддержанное желанием короля прийти на помощь своим подданным; это изменение всех прежних устоев просвещенной верховной властью, которая поняла, что должна служить не кучке себялюбцев, но всему великому народу!..
— Прекрасно. Так я и думал. Вас хорошо обучили ваши глубокомысленные наставники и ваши драгоценные родители. Но, к сожалению, все обстоит значительно сложнее… Кстати, что такое, по вашему, взятие Бастилии, народные восстания в городах, бунты в деревнях и великий страх, охвативший всю знать?
— Неизбежные, хотя и неприятные эксцессы!..
— Так… Эксцессы… Ведь это слова вашего доброго папаши, не правда ли?.. А вам никогда не приходило в голову, что эти эксцессы и составляют существо революции?..
Я чуть не расхохотался.
Мне показалось, что и сам Марат готов улыбнуться. Но тут же брови его нахмурились. Тем же спокойным, ровным, удивительно убеждающим тоном он продолжал:
— Послушайте, что я скажу вам, Буглен. Слушайте внимательно, не перебивая. А потом можете спрашивать сколько угодно.
«Все люди рождаются и остаются свободными и равными в правах» — так гласит первая статья нашей Декларации прав человека и гражданина. Но для того чтобы француз смог высказать эту очевидную истину, должно было пройти более тысячи лет тирании!.. Наконец истина высказана. Она декретирована, узаконена; ее отольют в бронзе, вырежут на мраморе и… и отложат в сторону! Ее и теперь будто нет и в помине! О ней забыли!.. Как это могло получиться, спросите вы?.. Слушайте, слушайте все по порядку.
Люди рождаются свободными и равными… Но общество сразу же нарушает этот принцип. В обществе господствуют жадные и богатые, которые держатся за привилегии своего рождения и положения, а государство блюдет и охраняет их привилегии, поскольку государство создано ими… Если бедняк украдет булку, чтобы накормить голодную семью, то его повесят как преступника, угрожающего обществу и государству; но если богатый вельможа украдет миллион, чтобы построить себе еще один дворец, то государство даст ему орден, а общество благословит как работодателя и отца народа! Вот в чем штука. Таков парадокс, который тысячелетия правит нами. И все же не в парадоксах соль жизни. Парадокс действует до тех пор, пока народ терпит и не вникает в существо дела. Но ведь иногда, когда терпеть уж вовсе невмоготу, народ может и прозреть!
Вот он и прозрел!
Вы думаете (не вы, а ваш бесценный папаша), что революция началась, когда король созвал Генеральные штаты?.. Ничуть не бывало. Генеральные штаты нужны были сильным мира для того, чтобы, сыграв представительную комедию, протащить свои планы нового ограбления народа. И если лидеры Генеральных штатов вдруг заговорили языком античных мудрецов, то лишь потому, что чувствовали: время парадоксов прошло!..
Нет, это была не революция; это был лишь пролог к ней. Революция началась не 5 мая, а 14 июля, когда парижский народ взял Бастилию, спас Ассамблею и показал, кто является подлинным хозяином страны!.. О, если бы восставший народ-властелин довел тогда дело до конца! Если бы он вывел из состава Собрания своих врагов, если бы он расправился со своими поработителями и передал власть в руки достойных!.. Если бы все произошло именно так, то, конечно, революция на том бы и закончилась. Но этого не произошло. Как всегда, народ обманули. Бедняков заставили таскать каштаны из огня для других, тех, кто много разглагольствовал, еще больше обещал, а втайне держал камень за пазухой! В Национальном собрании стали хозяйничать изменники вроде Мирабо или Мунье, в ратуше окопались лицемеры типа Байи, а во главе Национальной гвардии очутился сомнительный либерал маркиз Лафайет… А что получили победители Бастилии, те, кто, не жалея своей крови, начал это великое движение? Голод и еще более страшную нищету!.. Но раз так, можно ли сказать, что революция окончилась? Конечно нельзя. Она не могла так окончиться. Она только начинается. А наша задача состоит в том, чтобы указывать людям правильный путь, предостерегать их от ложных посулов, раскрывать заговоры, которые плетутся за их спинами…
Так-то, мой милый, обстоит дело с пружинами…
Я чувствовал себя ошеломленным. В голове моей, казалось, не было ни единой мысли.
— Но позвольте, — воскликнул я, — ведь Национальное учредительное собрание, выросшее из Генеральных штатов, это же наш оплот! Ведь именно оно приняло Декларацию прав, статью из которой вы только что процитировали! Ведь именно Собрание занято выработкой конституции, которая всем откроет путь к свободе и счастью!..
Марат переглянулся с Мейе:
— Путь к свободе и счастью, говорите вы?.. Это звучит красиво. Но, к сожалению, это всего лишь красивая ложь. Собрание, которым вы так восторгаетесь, издало Декларацию прав под влиянием славных июльских дней, когда очищающий ветер народного восстания еще веял над страной. А что касается конституции… Помяните меня, молодой человек: когда она будет составлена, в ней не останется ничего от принципов Декларации прав… Впрочем, не поймите меня ложно. Я не говорю, будто вся Ассамблея состоит из аристократов и безнравственных субъектов. В ней есть добродетельные депутаты, которые борются за правду. Достаточно назвать таких неподкупных законодателей, как Барнав, Сийес, Дюпор или Петион; последнее время внимание наше все чаще привлекает молодой аррасец Робеспьер. Но беда в том, что ведь это единицы! Они тонут в массе продажных дельцов и плутов! Поймите меня правильно: Учредительное собрание не следует разгонять — именно это и пытаются сделать аристократы. Его надо очистить и превратить в подлинный орган народовластия. Вот почему мы и придаем такое значение новому подъему народа и этому походу на Версаль…
Марат задумался. Затем вдруг, словно забыв обо мне, обратился к Мейе:
— Увы! Сегодня я почти не надеюсь на то, в чем был уверен вчера: по видимому, и это восстание не приведет революцию к доброму концу!..
— Почему вы так думаете, учитель?
— Да потому, что слишком многое увидел и понял за последние часы… Кстати, я побывал в Версале!
— Не может быть! Когда же вы успели?
— Сегодня утром. И я понял, что народ снова не доведет дела до конца: он слишком тяжел на подъем. А у врагов народа все еще достает демагогии…
