Евгений Ланн - Диккенс
Пятнадцатилетний мальчик внезапно соприкоснулся с отражением на безличном юридическом языке простейших и всеобщих страстей и свойств — алчности и возмущения несправедливостью, стяжательства и беззащитности, лживости и доверчивости, цинической жестокости и беспомощности.
Рядом с ним на таких табуретах перед конторками сидели другие клерки, а также и главный клерк. И они читали те же манускрипты. Для них они были не больше, чем ноты для того, кто не умеет читать нотные знаки.
Вот он сидит на табурете и выводит еще не вполне зрелым почерком текст судебного приказа. Он пишет копию и пришьет ее к делу. Он уже знает, что значит этот приказ capias ad satisfaciendum, — на юридическом жаргоне он именуется кратко: са-sа.
Простой смертный не поймет этой тарабарщины. Его приятель Поттер, скрипящий пером неподалеку от него, поймет и объяснит, если его спросить: приказ са-sа выдается судом по требованию истца для задержания должника, не желающего платить свой долг.
Бейлиф, которому вручит приказ контора мистера Блекмора, арестует джентльмена, чьи фамилия и имя обозначены на бумажке. Все. Поттер, переписывая са-sа, уставился пустыми глазами на него.
И Чарльз переписывает сa-sа. Он не знает истца — сколько их Джонов Джонсонов! — и не знает ответчика, которых не меньше, чем истцов. Но вот этот Джон Джонсон мог истребовать у суда другой приказ против неисправного ответчика. Нет, его не удовлетворял приказ о конфискации имущества неплательщика, он потребовал са-sа. От него нет никакой пользы Джону Джонсону. Джемс Паркер будет схвачен и отправлен в Маршельси или во Флит. Джон Джонсон не получит ни пенни, потому что он охотился не за имуществом должника. Но Джон Джонсон предпочитает ждать, ждать и ждать, чтобы упрямство Паркера сломилось. Он терпелив, и зол, и мстителен. Он охотится не за десятком гиней, он хочет наказать Джемса Паркера за отказ уплатить. Но, может быть, в самом деле Джемс Паркер не должен платить, хотя он и проиграл дело в суде? Об этом знают он сам и Джон Джонсон, который победил. И он, этот победитель, упивается победой, он торжествует, он мстит — за что? — своей жертве, он по закону имеет право требовать са-sа… Он зол и жесток, Джон Джонсон.
А Джемс Паркер, кто он, этот новый постоялец Маршельси? Чарльз переписывает его возражения на иск жестокого Джона Джонсона. Джемс Паркер убеждает суд, что произошло недоразумение, что он не нанес никакого ущерба имуществу и доброму имени Джона Джонсона. Он убеждает суд, что истец выставил свидетелями своих добрых приятелей и, несмотря на присягу, ими данную, они — свидетели ложные. Увы, суд не внимает убеждениям Джемса Паркера…
Но Чарльз верит Джемсу Паркеру. Может быть потому, что видит его, оборванного и несчастного, среди тех, кто бродил по тем же коридорам Маршельси, что и он, в памятную для него пору. Да, конечно, Джемс Паркер — это тот самый чахоточный, жалкий арестант, который так ужасно кашлял за стеной камеры мистера Диккенса.
Нет, не он! Его зовут иначе — Сэмюэль Джексон. Чарльз переписывает другую бумагу. И у нее затейливое латинское название — cognovit. Истец прилагает ее к иску, надо снять копию. Истец хитер — ох, сколько хитрости в сердце человеческом! — он выудил у Сэмюэля Джексона cognovit. Это значит, что Сэмюэль Джексон письменно признал справедливость иска. А вот теперь бедняга рвет на себе волосы и убеждает суд, что выдал эту бумажку потому, что не было у него другого выхода. Не выдай он cognovit на всю сумму иска — и не видать ему тек жалких нескольких фунтов, которые нужны ему были для спасения дочери… Чарльз уже знает, что Сэмюэлю Джексону не помогут никакие мольбы. Суд увидит эту проклятую cognovit, и истец может быть спокойным: Сэмюэль Джексон отправится в Маршельси. И там будет кашлять чахоточным кашлем и ждать, пока кто-нибудь заплатит за него долг хитрому врагу.
Должно быть, враг Сэмюэля Джексона далеко закинул сеть. Фантазия Чарльза распаляется.
Он видит хитрого, как библейский змий, старика — у него черное сердце — сидящим в кресле. Руки у старика в набухших венах, и пальцы двигаются безустанно, словно паучьи ноги. А на губах у него нехорошая улыбка. Он сидит и ждет. Вот-вот должна прийти дочь несчастного Сэмюэля Джексона, чтобы умолять паука о спасении отца, который умрет в Маршельси от своего кашля и от горя. Но паук не склонен простить неосторожному Сэмюэлю Джексону, который ради дочери выдал ужасную бумагу cognovit. Если дочь выйдет за него замуж, старик, пожалуй, помилует ее отца. Да, он хочет жениться на дочери Сэмюэля Джексона, хотя она годна ему во внучки. Потому-то он улыбается так нехорошо. Он уверен — несчастная девушка станет его женой ради отца.
О, каким может быть черным человеческое сердце! И каким оно может быть светлым!
Ни Поттер, ни другие клерки не размышляют над этим. И они не замечают клиентов, которые идут к мистеру Блекмору, чтобы просить у него помощи против козней недругов или плести покрепче паутину, где скоро забьется беззащитная муха. Впрочем, нет. Клерки любят посмеяться. Например, сегодня был какой-то совсем чудной джентльмен, почти полоумный. Он то и дело просыпал табак, пока рука его тянулась к носу, она дрожала, а юн не замечал и втягивал, можно сказать, воздух вместо понюшки. Он покорно ждал, когда мистер Блекмор освободится, и сидел молча на стуле, и все время был у него такой вид, словно он забыл что-то чрезвычайно важное и никак не может вспомнить; он морщил лоб и снова и снова подносил руку к носу, просыпая табак на шейный платок, весьма небрежно повязанный. А когда он встал, чтобы так же молча подойти к двери кабинета мистера Блекмора, все увидели, что и ноги у него дрожат, не только руки. Дверь была все еще закрыта, он повернул назад и тут наткнулся на главного клерка, а потом подошел к своему стулу и сел. Но не на стул, а мимо, хотя в комнате было еще светло.
И Поттер и другие клерки завизжали от смеха, и Чарльз тоже засмеялся, но не громко, очень уж был смешон джентльмен, дрыгающий в воздухе тощими ногами в обтрепанных гетрах.
Но потом внезапно Чарльзу стало совсем не смешно. Он поймал взгляд джентльмена, такой жалкий и такой беспомощный…
Может быть, это тот самый джентльмен, которого имел в виду Канцлерский суд, чье извещение Чарльз переписывал в это время. Если это так, то понятно, почему глаза у джентльмена такие жалкие. Джентльмен решительно не может уплатить долг, и Канцлерский суд счел такую невозможность за неуважение к суду. Если суд постановил именно так, то никакие силы не спасут джентльмена от заточения на долгие, долгие времена. Тогда понятно, почему вид у джентльмена полоумный…
Чарльз переписывает у мистера Блекмора юридические бумаги и видит новых и новых клиентов. У одних растерянные, беспомощные глаза, у других спокойные, холодные. Бывают и такие, которые не могут бороться со страхом, и этот страх — Чарльз знает — погнал их в контору атторни. Не надежда влечет тех, кто идет сюда с окаменевшей горестной маской на лицах. Этих гонит отчаяние, и горестная маска не сползает с лица, когда уходят они от мистера Блекмора. Появляются новые лица, с ястребиными цепкими глазами, Чарльз уже знает этих клиентов, хорошо знает. Они исчезают за дверью атторни, и Чарльзу кажется, что они облизывают губы, когда выходят от мистера Блекмора. Случается так, что эти опытные дельцы сталкиваются в канцелярии с забавными старухами, вооруженными гигантскими сумками. В сумках кипа бумаг, самых бесспорных документов. Бесспорные документы вручаются сперва главному клерку, который знает эту породу клиентов и потому требует, чтобы старухи предъявили бумаги ему до визита к мистеру Блекмору. Документы выгружаются на конторку главного клерка, старухи тычут в них сухими коричневыми пальцами и в чем-то убеждают главного клерка. Но тот не сдается и, быстро обозрев бумаги, решительно заявляет, что мистер Блекмор очень занят. Старухи ни за что не желают уйти, не повидавшись с атторни, они не верят главному клерку. Иногда настойчивость их побеждает, они проскальзывают в кабинет атторни. Но скоро они оттуда выходят, запихивая в сумку бесспорные документы. На прощание они ругают и мистера Блекмора и главного клерка. А остальные клерки покатываются от смеха. Смеется и Чарльз, но ему почему-то жалко старух.
