Марсель Мижо - Сент-Экзюпери
– Да ведь это цена, которую запрашивал книготорговец!
– Я столько и заплатил, – отвечал де Массими.
– Так вот, предлагаю вам на три франка меньше.
Однако будущему промышленнику пришлось убедиться, что добродушие отнюдь не означает мягкотелость. Книгу он так никогда и не получил. Но это только повысило его уважение к новому приятелю, и они стали друзьями.
Война не только не прервала эту дружбу, но еще укрепила ее. Во время побывок в тылу Массими часто проводил время с Латекоэром. В мае 1918 года промышленник поделился с ним своими планами на будущее, и Беппо горячо поддержал его. Возвратившись к себе в часть, он рассказал о разговоре с Латекоэром своему пилоту, лейтенанту Дора. Вместо обычного в таких случаях восклицания: «Это мечты безумца!»-в ответ раздалось лишь: «Жив буду, рассчитывайте на меня, господин майор!»
В то время во французской армии экипажи двухместных разведывательных самолетов, а иногда и бомбардировщиков часто комплектовались в зависимости от обоюдного влечения и согласия между летчиками. Сын рабочего, Дидье Дора пришел в авиацию из пехоты, тогда как авиация, как ранее кавалерия и до последнего времени флот, была оружием «избранных». Он оказался в обществе людей не своего круга, с которыми держал себя сдержанно. Относясь с большим уважением к исключительной смелости Беппо де Массими, к тому же обладавшему весьма покладистым характером, он не без подозрительности присматривался к этому «барчуку». Как-то раз его все-таки прорвало, и он заметил: «Вот если бы вы не боялись запачкать ручки и пополнили свое военное и техническое образование, то из нас получился бы неплохой экипаж».
Маркиз де Массими тоже почувствовал симпатию к этому летчику, которого в эскадрилье иначе не называли, как «замороженный товарищ». Он ничуть не обиделся, честно признал свои недостатки и усиленно занялся сборкой и разборкой пулемета и двигателя. С этого времени Массими и Дора стали неразлучны и составили на редкость сплоченный экипаж. Это они открыли расположение «Большой Берты», сеявшей панику в Париже.
Наконец 11 ноября 1918 года подписано перемирие с Германией, и Беппо де Массими тотчас же выезжает в Тулузу к Латекоэру. Заручившись поддержкой некоторых влиятельных друзей, Массими вторично представляет проект Латекоэра правительству. Новый министр авиации, сменивший Дюмениля, сам военный летчик во время войны, дает положительное заключение. По иронии судьбы этим прогрессивным благожелательным министром оказался один из будущих гробокопателей Франции Фланден.
Итак, предприятию обеспечена финансовая и политическая поддержка правительства. Но чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, требовалось еще согласие испанского правительства на перелет страны и создание промежуточных аэродромов. Дожидаться, пока вопрос будет урегулирован дипломатическим путем, пришлось бы слишком много времени. Латекоэр рвал и метал, каждый потерянный час грозил неисчислимыми убытками. Но светскому человеку, маркизу де Массими удается преодолеть и испанское препятствие. Он выезжает в Мадрид, быстро ориентируется в обстановке и благополучно улаживает все с Альфонсом XIII и его окружением. На обратном пути в Тулузу он присматривает возможные посадочные площадки.
24 декабря 1918 года, через полтора месяца после подписания перемирия, Латекоэр в сопровождении одного из заводских летчиков-испытателей, Корнемона, является на свое авиационное поле в Монтодране.
– Для начала летим в Барселону!
Присутствовавшие при этом военные летчики, находившиеся в этот день в командировке на заводе, пытались его отговорить:
– Лететь без остановки триста-четыреста километров, да еще над Пиренеями – безрассудство! Моторы не выдержат нескольких часов полета. Мы испытали это во время войны.
– Забудьте войну! – возразил Латекоэр. – Война кончена. Вы что, хотите, чтобы ваши машины развалились от бездействия? Они несли бомбы, пусть теперь научатся возить почту. Мы полетим в Марокко, потом и в Сенегал... Возможно, мы пересечем Атлантику. Это техническая проблема, и мы ее разрешим! Вы думаете, авиация кончилась, а я вам говорю, она только начинается.
Чтобы полностью оценить дерзновенность замыслов Латекоэра, следует напомнить, что самолеты, которые он тогда строил, летали со скоростью 130 километров в час и имели район действия в 500 километров. Редкий двигатель выдерживал больше 100 часов работы без капитального ремонта. Вот с такими, да еще на первых порах подержанными, самолетами и хотел упрямый промышленник открыть новую эру в авиации. Такие мысли были скорее под стать какому-нибудь Жюлю Верну.
Нет, это вовсе не было «вложением капитала» в выгодное предприятие. Пьер Латекоэр, этот холодный, расчетливый делец, рисковал всем, что имел, и в первую очередь – собственной жизнью. Было бы слишком просто назвать этого любителя музыки, почитателя Стендаля, поклонника красивых женщин, ушедшего на войну простым рядовым, «пушечным королем», разбогатевшим на народном бедствии и продолжающим погоню за прибылями. Этот инженер, способный забыться над Платоном или Бергсоном, не был просто «мешком с золотом». В нем жила душа первооткрывателя, и он целиком вложил ее в новое и поэтому притягивавшее его дело.
Полет в Барселону и обратно прошел благополучно. Правда, скорее по счастливой случайности, так как следующие полеты, в которых приняли участие и сам Латекоэр и Массими, завершились авариями. К счастью, обошлось без человеческих жертв. Но несколько машин было разбито. Это не обескуражило Латекоэра.
– За работу! – сказал он.
И началась мужественная работа нескольких человек, всецело поглощенных осуществлением казавшегося многим фантастическим замысла. Назначенный генеральным директором существовавших еще только на бумаге «Линий Латекоэра», Беппо де Массими повел за собой небольшую группу фронтовых товарищей.
Один из пилотов, Дельерье, во время войны сбил вражеский цеппелин. На аэродром Монтодран прибыли и бывший командир знаменитой эскадрильи «Аистов» Домбрей и капитан Боте, и Ванье, и Дьедоне Кост, и Дора, и Руаг, и многие-многие другие. Армия уступила Латекоэру пятнадцать «Бреге-XlV», которые вошли в строй в конце войны и проявили хорошие летные качества. Но доставить их воздушным путем из ангаров под Парижем в Тулузу оказалось настоящей авантюрой. Даже предусмотрительный Дора вынужден был из-за внезапно обнаружившейся неполадки посадить самолет на деревья.
Трудно сказать, что влекло летчиков в Монтодран: вера ли в замечательное будущее авиации, деловой престиж Латекоэра или просто представлявшаяся им возможность продолжать летать? Впрочем, вряд ли сам Латекоэр с его деловой жесткостью и требовательностью мог внушить им большое доверие. Для большинства знавших его лишь понаслышке он все же был тыловиком, нажившимся на войне. Правда, он был дерзновен и смел. Но все они были смелыми – и это не могло вызвать у них удивления. К тому же в смелость промышленника входила значительная доля непонимания риска, которому он сам иногда подвергался и подвергал своих летчиков. Терпением он тоже не отличался.
