С Чумаков - Видимость - ноль
Наконец и капитаны узнали время выхода. Затем была объявлена скорость каравана: восемь узлов.
- Капитан, вас удовлетворяет такая скорость? - обратился адмирал к Веронду. Как неловко и трудно после всех лестных слов сознаваться:
- Нет... Максимум, на что способно судно - семь узлов.
Приветливая улыбка сменилась гримасой зубной боли. Адмирал стал совещаться с коллегами, потом сообщил, но уже без подъема:
- Я не отступаю от своих слов. Вы пойдете с нами. Я решил снизить скорость до семи узлов.
За спиной послышался шумок недовольства. Понятно, всем желательно проскочить скорее проклятую Атлантику, а вместо этого сбавляй скорость. Но открыто никто возражать не стал. Пусть недовольное, но все же согласие капитанов увеличить степень риска ради "Ванцетти" взволновало Веронда больше, чем комплименты коммодора. Веронд встал, повернулся так, чтобы обращаться не только к командованию конвоем, но и ко всему залу:
- Я глубоко благодарен вам всем, господа. Я понимаю цену вашего согласия. Обязательно сообщу о вашей жертве команде. Это даст моим людям новый заряд бодрости и уверенности. Вижу в этом прекрасный пример исполнения союзнического долга.
По окончании конференции Пантелеев от души пожал руку Веронда.
- Рад за вас. Как все прекрасно получилось!
- Теоретически - да, но практически... Я не смогу долго выдержать эти семь узлов. А отстать - это, поверьте, куда труднее, чем с самого начала идти в одиночку.
- Но я надеюсь, что коммодор не оставит вас в одиночестве. Кораблей охранения достаточно, выделит что-нибудь на вашу долю...
- Да-а, - протянул Веронд. - Не посчитайте за резкость, но вашими устами, как говорится, мед пить.
Некоторое время шли молча. Капитан третьего ранга Пантелеев уже полтора года сидел в Рейкьявике, знал судьбы всех конвоев, всех судов, понимал, что Веронд, пожалуй, прав. Сколько раз уже было так: английское или американское судно еще на плаву, еще может двигаться вперед, а команда уже перебирается на корабль охранения, и тот топит раненое судно, чтобы не досталось врагу. Но язык не поворачивался говорить об этом. Суховато сказал совсем иное:
- Мне не нравится ваше настроение. Вам нужен, как говорят американцы, допинг.
Веронд как-то странно посмотрел на Пантелеева, медленно произнес:
- Допинга не надо. Он мне уже выдан двадцать второго июня сорок первого года. Меня тревожит другое. Знаете ли вы, что, когда мы пришли сюда, из машинной команды никто, понимаете, никто не сошел на берег, к которому так стремились. Люди спали. Людей сломила усталость. И теперь, как подумаю, что им придется вынести, чтобы держать эти несчастные семь узлов и не угробить машину... Мы ведь никогда не оставим пароход. Будем бороться за живучесть до конца...
1975 год. Сентябрь
На рейде Холмска гудки. В последний, короткий рейс уходил лесовоз "Ванцетти". Во Владивостоке он бросил якорь на задворках порта, там, где стоят отслужившие пароходы. Но, прежде чем упали мачты, исчезла высокая черная труба, прежде чем сам он переплавился в металл, из которого потом построят новый корабль, а может быть, сделают рельсы, со стены рубки сняли и отправили в музей мемориальную доску:
"В период Великой Отечественной войны против фашистских захватчиков и японских империалистов экипаж парохода "Ванцетти" отлично выполнял оперативные задания по перевозке войск, военной техники и стратегических материалов для фронтов нашей Родины.
Огнем судовой артиллерии моряки успешно отразили две атаки вражеской подводной лодки и в результате боя потопили ее.
Слава морякам парохода "Ванцетти", проявившим доблесть, мужество и геройство в борьбе за свободу и независимость нашей социалистической Отчизны".
Пароход пережил своего капитана на долгих четырнадцать лет...
