С Чумаков - Видимость - ноль
Как только была замечена первая торпеда, капитан послал потерявшего голос боцмана в радиорубку. Тот ворвался, ошалелый, просипел:
- Гони "SOS"! Торпеда!
Рудин не поверил. Переспросил рубку через переговорную трубу. Отозвался не капитан, старпом, и всего лишь одним словом:
- Да!
Он передал радиограмму сперва на английском языке, потом продублировал на русском. Англичане приняли сигнал сразу. Наши радиостанции ответа пока не дали. Далеко.
Рудин снял руку с ключа. Теперь отполированная ладонью машинка больше не нужна. Теперь лишь бы услышать отзыв родной земли, подтверждение того, что и там знают о судьбе "Ванцетти".
Он даже не шевельнулся, когда мимо рубки по цепочке пронесся возглас:
- Торпеда в корму.
Почувствовал, как судно снова рванулось влево, но с места не двинулся, лишь напрягся, уперся руками и ногами в стены, аппаратуру, чтобы страшной силы удар не вышвырнул наружу, не перекинул через леера в свинцовые волны.
След второй торпеды Веронд увидел, лишь перегнувшись, через поручни крыла мостика. Один шанс из ста - попробовать отклонить ее курс кильватерной струей. Он приказал совсем немного отвернуть руль вправо, чтобы замедлить поворот судна. И теперь, рискуя свалиться за борт, смотрел, смотрел на полукруг кильватерной струи и прямой след торпеды. Вот белая стрела коснулась кильватерной струи и, не выдержав соревнования с вихревыми потоками, отклонилась в сторону. Этого оказалось достаточно, и торпеда прошмыгнула мимо так же близко, как и первая.
Конец дуэли. 15 часов 53 минуты
По береговому расписанию матрос Машин исполнял роль подносчика снарядов. Он подбежал к орудию, когда боевой расчет снимал с трехдюймовки чехол, занял место в голове цепочки, хвост которой прятался в надстройке. Приготовился принять снаряд, однако его никто не передавал.
А там, за стеной надстройки, случилась неожиданная заминка. Цепочка заканчивалась у подвала с боеприпасами - черной дыры, куда вели скобы крутого трапа. Судовой плотник, которому положено было нырнуть в подвал и оттуда подавать снаряды, - он так ловко проделывал эту операцию во время учебных тревог, - вдруг уперся ладонями в стену над люком, замычал:
- Н-не полезу. Н-не могу!
Тогда Сергей Зимин юркнул под его руками, исчез в темном лазе и заорал оттуда во всю силу легких:
- Держи, а то уроню!
Крик привел плотника в сознание. Он подхватил лоснящийся латунный цилиндр, передал кому-то. Наконец ушли первые пять снарядов. Теперь плотник резиновым рукавом вытирал со лба обильный пот, а из люка гудел голос Сергея:
- Мне тут даже лучше. Те-е-пло. Что там слышно, почему не стреляют?
- Должно быть, учебная тревога, - выдавил с надеждой плотник, забыв, что на последнем собрании экипажа капитан сказал, что учебных тревог не будет.
Веронд приподнял бинокль и увидел так близко, что казалось, можно было тронуть рукой, вздымавшийся из волн корпус лодки, каскады воды, стекавшие с ее палубы.
На мостике появился человек. Вслед за ним выскочили еще трое, бросились к орудию.
- Жалеют торпеды. Решили расстрелять, - проговорил Веронд и тут же закричал во всю силу легких в сторону кормы: - Огонь!
Кормовое орудие молчало.
- Огонь, огонь! - повторил дважды.
- Куда? Не вижу! - откликнулся главстаршина.
Капитан сообразил, что с кормы лодку не видно. И в тот же момент рядом застучал пулемет. Трассирующие пули ударили в корпус лодки, высветили рубку, орудие, готовых к артиллерийской дуэли фашистских матросов.
Теперь и комендор увидел цель. Он поймал черную тень в зенитное кольцо. Первый выстрел дал недолет. Взметнулся столб воды, окатил фашистский орудийный расчет, на несколько секунд сбил артиллеристов с темпа.
Второй выстрел. Разрыв прозвучал так, словно огромным молотом грохнули по наковальне. Не столб воды - отблеск пламени высветил лодку. Третий выстрел - еще один удар молота. А потом - заминка, осечка. Подносчик патронов матрос Машин опередил заряжающего, кинулся к орудию, открыл казенник, выхватил снаряд и швырнул за борт. По инструкции положено в случае осечки переждать тридцать секунд. Заряд мог взорваться в руках. x x x
Карл скомандовал "огонь" одновременно с яркой вспышкой на корме русского транспорта. Зенитный снаряд русских прошил металл и взорвался в рубке. В центральный пост под огромным напором ворвался раскаленный газ, влепил в металл палубы кровавые клочья.
Очищенная исповедью, душа Карла Турмана еще не успела отлететь, как снова содрогнулась лодка. Второй снаряд разорвался в центральном боевом посту, вдребезги расшиб мозг лодки и всех, кто там находился. Теперь ничто не могло остановить ее стремительного падения в глубину. Мгновенная смерть всех, кто находился в рубке и центральном посту, была "поцелуем бога" по сравнению с той, что, ломая переборки, бритвенно острыми струями воды била, душила цеплявшихся за жизнь.
Огромный пузырь, словно созревший нарыв, вспучился и лопнул на поверхности воды, по которой медленно растекалось пятно мазута.
А ожившая зенитка "Ванцетти" выпустила по этому пятну еще три снаряда. След трассирующих пуль впивался в черную воду и гас...
Лишь теперь Веронд взглянул на часы. От первой пулеметной очереди до последнего выстрела зенитки прошло всего минута и сорок секунд.
Он дал команду уходить на северо-восток, в обратную генеральному курсу сторону, чтобы потом снова начать осторожное движение вперед.
Северная Атлантика. Январь
Занесенный в список погибших, "Ванцетти" пробирался во льдах, тащился, словно истрепанная фронтовыми дорогами полуторка по карнизу горной дороги.
Только вместо отвесной скалы были здесь ледовые поля. В промоины между ними забирался пароход, пока брезжил день. Вмерзал и выкарабкивался с помощью динамита. И шел вдоль кромки льдов, которая была сейчас страшнее бездонной пропасти. Снежные заряды сменялись густым туманом, таким же непроглядным, как пурга.
Однажды пароход стал фосфоресцировать. Мачты - новогодние елки с зажженными свечами. Подобные призрачным наконечникам стрел, голубые огоньки холодными светлячками светились повсюду. Бесчисленное множество огоньков.
В призрачном освещении пароход, люди на мостике и на палубах казались пришельцами из иного мира. "Летучий голландец" с живой командой на борту...
Наплыло, заслонило все странное видение: заснеженный зимний лес, согнутые шапками белого снега лапы елей, распущенные волосы тонких ветвей на березах и далекий стук дятла. Потом лес исчез, но легкое потрескивание осталось. Треск издавали огоньки. Только теперь капитан сообразил, что это же огни святого Эльма! Они иллюминировали надстройки, мачты, словно в довоенный праздничный Первомай. Предавали пароход. Кто-то рванулся на ботдек, кого-то на полпути остановил резкий окрик старпома:
