Урсула Дойль - Любовные письма великих людей. Мужчины
Оноре де Бальзак – графине Эвелине Ганской
О! Как бы хотелось мне провести день у Ваших ног; положив голову Вам на колени, грезить о прекрасном, в неге и упоении делиться с Вами своими мыслями, а иногда не говорить вовсе, но прижимать к губам край Вашего платья!.. О, моя любовь, Ева, отрада моих дней, мой свет в ночи, моя надежда, восхищение, возлюбленная моя, драгоценная, когда я увижу Вас? Или это иллюзия? Видел ли я Вас? О боги! Как я люблю Ваш акцент, едва уловимый, Ваши добрые губы, такие чувственные, – позвольте мне сказать это Вам, мой ангел любви. Я работаю днем и ночью, чтобы приехать и побыть с Вами две недели в декабре. По дороге я увижу Юрские горы, покрытые снегом, и буду думать о снежной белизне плеч моей любимой. Ах! Вдыхать аромат волос, держать за руку, сжимать Вас в объятиях – вот откуда я черпаю вдохновение! Мои друзья изумляются несокрушимости моей силы воли. Ах! Они не знают моей возлюбленной, той, чей чистый образ сводит на нет все огорчение от их желчных выпадов. Один поцелуй, мой ангел, один медленный поцелуй, и спокойной ночи!
Оноре де Бальзак – графине Эвелине Ганской
(21 октября 1843 года, отправлено из Дрездена)
Я уезжаю завтра. Билеты уже куплены, и я собираюсь завершить письмо, потому что должен собственноручно отнести его на почту. Моя голова подобна пустой тыкве. Мое состояние тревожит меня больше, чем я могу выразить. Если оно не изменится и в Париже, я буду вынужден вернуться. Чувства покинули меня. У меня нет желания жить, у меня нет больше той легчайшей энергии, нет силы воли… Я не улыбался с тех пор, как уехал от Вас…
Прощайте, дорогая моя звезда, благословенная тысячу раз! Настанет, возможно, момент, когда я смогу донести до Вас мысли, угнетающие меня. Сегодня я способен лишь сказать, что люблю Вас слишком сильно, чтобы оставаться спокойным. После августа и сентября я чувствую, что могу жить только рядом с Вами, Ваше отсутствие – смерть для меня…
Прощайте! Я собираюсь на почту. Тысячи нежностей Вашим детям, тысячу раз благословляю их; дружеские пожелания Лиретт, а для Вас – все мое сердце, и душа, и разум… Если бы Вы знали, какие чувства переполняют меня, когда я опускаю один из этих конвертов в почтовый ящик.
Моя душа летит к Вам вместе с этими листками, я, как умалишенный, разговариваю с ними обо всем на свете. Я думаю, что они, добравшись до Вас, повторят мои слова. Невозможно понять, как эти листки, наполненные мной, через одиннадцать дней окажутся в Ваших руках, в то время как я останусь здесь…
О да, дорогая моя звезда, во веки веков не отделяйте себя от меня. Ни я, ни моя любовь не ослабеет, как не ослабеет и Ваше тело с годами. Душа моя, человеку моих лет можно верить, когда он рассуждает о жизни; так верьте: для меня нет другой жизни, кроме Вашей. Мое предназначение исполнено. Если с Вами случится несчастье, я похороню себя в темном углу, останусь, забытый всеми, не видя никого в этом мире; allez[6], это не пустые слова. Если счастье женщины – знать, что она царит в сердце мужчины; что только она заполняет его; верить, что она духовным светом освещает его разум, что она его кровь, заставляющая биться его сердце; что она живет в его мыслях и знает, что так будет всегда и всегда. Eh bien[7], дорогая повелительница моей души, Вы можете назвать себя счастливой; счастливой senza brama[8], потому что я буду Вашим до самой смерти. Человек может пресытиться всем земным, но я говорю не о земном, а о божественном. И одно это слово объясняет, что Вы значите для меня.
Виктор Гюго
(1802–1885)
…завтра я непременно умру, если волшебный звук твоего голоса и нежное прикосновение твоих обожаемых губ не вдохнут в меня жизнь…
Невозможно писать о Викторе Гюго и не воспользоваться при этом словом «колосс». Он жил в самый бурный век в истории Франции, на двадцать лет был изгнан из страны Наполеоном III, проявил себя как поэт, драматург, эссеист, романист, художник и политик. Монархист, превратившийся в социалиста, аристократ, ставший защитником бедных.
Гюго и появился на свет в результате соединения противоположностей. Его отец был атеистом-республиканцем и высокопоставленным офицером армии Наполеона, мать – католичкой и роялисткой. Неудивительно, что родители будущего поэта расстались, когда он был еще младенцем, и большую часть детства он провел с матерью. Первой любовью Гюго стала его подруга детства Адель Фуше. Молодые люди мечтали о свадьбе, но его мать сочла этот союз невозможным. Только после ее смерти, почувствовав себя свободным, Гюго в 1822 году все-таки женился на Адель. В то время он в основном писал стихи, которые пользовались оглушительным успехом. У Гюго и Адели было пятеро детей, но супруги не отличались верностью друг другу. В 1831 году у Адели случился роман с критиком Сент-Бёвом. В 1833 году Гюго влюбился в Жюльетту Друэ, актрису, которая на полвека стала его любовницей, секретарем и компаньоном в путешествиях. Она умерла в 1882 году.
Самые известные за пределами Франции работы Гюго – наверное, «Собор Парижской Богоматери» (1832) и «Отверженные» (над этим романом Гюго работал семнадцать лет и опубликовал его в 1862 году). Когда писатель умер, три миллиона почитателей его таланта следовали за погребальным кортежем к зданию Пантеона в Париже, где он был похоронен рядом с другими великими людьми Франции.
Виктор Гюго – Адель Фуше
(январь 1820 года)
Несколько слов от тебя, моя любимая Adèle, вновь изменили мое настроение. Да, ты можешь делать со мной все что угодно. И завтра я непременно умру, если волшебный звук твоего голоса и нежное прикосновение твоих обожаемых губ не вдохнут в меня жизнь. С какими противоречивыми чувствами я ложился спать! Вчера, Adèle, я утратил веру в твою любовь и призывал час смерти.
Я говорил себе: «Если правда, что она не любит меня, если ничто во мне не смогло заслужить благословения ее любви, без которой моя жизнь лишится привлекательности, это ли не причина умереть? Должен ли я жить только ради своего личного счастья? Нет; все мое существование посвящено ей одной, даже вопреки ее желанию. И по какому праву посмел я домогаться ее любви? Разве я ангел или божество? Я люблю ее, это правда. Я готов с радостью принести ей в жертву все, что она пожелает, – все, даже надежду быть любимым ею. Нет в мире преданности большей, чем моя по отношению к ней, к ее улыбке, к одному ее взгляду. Но могу ли я быть другим? Разве не она – цель всей моей жизни? Если она выкажет равнодушие ко мне, даже ненависть, это будет моим несчастьем, концом. Но не повредит ли это ее счастью? Да, если она не в силах любить меня, я должен винить в этом только себя одного. Мой долг – следовать за ней по пятам, быть рядом с ней, служить преградой для всех опасностей, служить спасительным мостиком, вставать без устали между ней и всеми печалями, не требуя никакой награды, не ожидая никакой благодарности. Только бесконечное счастье даст она, если иногда соизволит бросить жалостливый взгляд на своего раба и вспомнит о нем в миг опасности! Вот так! Если она только позволит мне положить свою жизнь на то, чтобы предугадывать каждое ее желание, исполнять все ее капризы. Если она только разрешит мне целовать почтительно ее восхитительные следы; если она хотя бы согласится опираться на меня в тяжелые минуты жизни. Тогда я буду обладать единственным счастьем, к которому стремлюсь. Но если я готов пожертвовать всем ради нее, должна ли она быть благодарна мне? Ее ли это вина, что я люблю ее? Должна ли она считать, что обязана любить меня? Нет! Она может смеяться над моею преданностью, принимать мои услуги с ненавистью, отталкивать мое поклонение с презрением, при этом у меня ни на мгновение не будет права пожаловаться на этого ангела; не будет морального права приостановить мою щедрость по отношению к ней, щедрость, которой она пренебрегает. Каждый мой день должен быть отмечен жертвой, принесенной ей, и даже в день моей смерти не исчезнет мой неоплатный долг перед ней».
