Виктор Андриянов - Косыгин
Газета текстильного института — совсем маленькая, поменьше нынешних многотиражек; поначалу выходила раз в месяц, потом почаще. Первый номер увидел свет в январе 1931 года, когда Косыгин уже учился. Номера боевой газеты, «органа студентов, профессоров, преподавателей, рабочих и служащих Ленинградского текстильного института», а не парткома — профкома — ректората, как стало привычным позже, расходились по всем факультетам и группам.
По заметкам видно, какой была повседневная жизнь текстильного института, что волновало студентов. Они учились увлеченно — и не только своей специальности. В библиотеке достаточно учебников, технической литературы, а вот художественной очень мало. Просьба к ректору: пополнить фонды. Задание парткому, профсоюзу, комсомолу: почаще проводить экскурсии, приглашать в институт знаменитых людей. С легкой руки Косыгина, которому в парткоме поручили заниматься культсектором, такие встречи стали регулярными. Одна из самых памятных — с известным полярником Самойловичем. С каким увлечением он рассказывал об Арктике, о русских исследователях Груманта-Шпицбергена!
Обновками в институте мало кто щеголял. Чаще встречались перелицованные пиджачки, старенькая обувь. На новую денег нет — пожалуйте починить в своей сапожной мастерской. Студентам выдали талоны, а туда валят посторонние. Разжился институт тканью и бязью (в магазинах не купишь), двое разбитных старшекурсников вызвались поторговать. Им определили вознаграждение — две-три копейки с метра, а купчики, разойдясь, наваривали по десять, двадцать и даже тридцать копеек. Продал два метра, заработал на килограмм хлеба по нормированной цене, с десятка — можно заглянуть и в коммерческий магазин, куда не всем открыта дорога.
— На торгу деньга проказлива, — отозвался в своей манере Николай Ильич, узнав от сына об этом происшествии. — А деньги-то вернули или потратили?
— Вернули, — отвечал Алексей, налегая на корюшку. Спасибо, батя. — И опять о своем. — Студенты требуют суда. Понимаешь, эти деляги всех обворовали!..
Вместе с дедом и отцом за столом сидела Люся и важно дула в свою чашку остывшего чая. Мама запаздывала — ей со своих мастерских далеко добираться: катером, а потом еще шестым трамваем от Кронштадской пристани к Вульфовой улице; хорошо еще, что без пересадок. Не дождавшись мамы, Люся задремала. Маруся уложила племянницу, сама пристроилась рядышком. А отец и сын еще долго толковали о домашних делах, ожидая Клавочку-кормилицу. Косыгинская стипендия была лишь небольшим довеском к ее зарплате. К тому же в плавмастерских она получила рабочие карточки, время от времени приносила домой продукты и даже раз в месяц килограмм мяса.
В студенческой столовой мясом пахло только по большим праздникам. На партийном собрании — тогда говорили: «пленуме коллектива ВКП (б)» — в октябре 1932 года студенты текстильного института поручили дирекции «немедленно приступить к работе по организации крольчатника и свинарника». Нужно ли пояснять, почему будущие инженеры-текстильщики решили заняться таким далеким от профессиональных интересов делом? Ответ простой: голодно. Они не знали, сколько коров и свиней вырезали в Союзе за последние годы, могли лишь догадываться по опустевшим прилавкам, что, вопреки бодрым рапортам газет, дела в деревне шли неважно. И сами, уезжая домой на каникулы, кое-что видели. А цифры открылись позже: под нож ушло 30 миллионов голов коров из 70, больше половины свиней из 26 миллионов голов, бывших в стране в 1928 году, к началу коллективизации.
Мясо в Москве, Ленинграде и Донбассе выдавали по особой норме, установленной Политбюро ЦК ВКП(б): «два раза в месяц получающим по 2 кило и больше в месяц» и один раз в месяц «тем, которые получают по 1 кило мяса в месяц».
Голодающих на Украине, в Поволжье, в Казахстане могла спасти и такая мизерная норма, но для них не находилось даже ломтя хлеба…
Карточки на продовольственные товары были отменены с 1 января 1935 года. Алексей уже пятикурсник и — мастер ткацкой фабрики имени Желябова. В семье две зарплаты, теперь им полегче. В апреле 1935 года Клава отправила в Новосибирск фотографию, на которой снялась с дочкой. Люся отчего-то насупилась, глядит строго на дядю: обещал, что вылетит птичка, а птички нет. На обороте Клава черкнула несколько строк карандашом:
«12 апреля 1935 года. Ленинград. Дорогой мамочке от дочки и внучки.
Мамочка, ведь мне уже 27 лет, а дочке моей 6 1/2 лет. Годы летят, даже не верится, что я уже пожилая женщина, но характер мой, мамочка, очень подвижен и молод, чему я довольна. Клавдия».
Евдокия Прохоровна даже всплакнула над этим снимком: такая молодая, а называет себя пожилой… Через годы, уже в Москве, когда случалось вместе с гостями разглядывать семейный альбом, Евдокия Прохоровна любила показывать эту фотокарточку. И всегда добавляла:
— А характер у моей Клавочки все такой же молодой.
— Да будет тебе, ма, — отбивалась Клавдия.
…В ноябре 1934 года, за неделю до рокового выстрела в Смольном, в текстильный институт приехал Сергей Миронович Киров, — здесь проходила Всесоюзная выставка текстильных изделий. Студенты крутились на выставке, надеясь увидеть человека, о котором много говорили в городе, члена Политбюро. Киров, посмотрев выставку, заглянул в партком. Он, конечно, знал, что годом ранее, в тридцать третьем, Смольнинский райком партии распустил «бюро коллектива ВКП(б) текстильного института за допущенные политические ошибки». В чем провинились партийцы? Примиренчески относились к оппозиции. Защищали сынков помещиков и крупных торгашей, которые «выдавали себя за детей батраков». В общем, вывод был таким: «назначить досрочные перевыборы». Секретарем парткома, понятно, неосвобожденным, избрали Косыгина.
17 марта 1934 года газета «Основа» опубликовала совместную статью директора комбината Зеленского и отсекра парткома института Косыгина. Они отчитались о том, что сделано за год.
Возросло качество подготовки специалистов. Налажена производственная практика. Решительно занялись политическим воспитанием. Создали университет культуры. Помогают студентам в быту, выдают доплату на питание…
Нарком легкой промышленности СССР Любимов по достоинству оценил работу текстильного института — за успешную подготовку кадров для отрасли выделил деньги на строительство собственного, институтского дома отдыха. В те годы в СССР строились 15 крупных хлопчатобумажных комбинатов, реконструировались старые. Выпускников Ленинградского текстильного ценили, и министр знал это, хотя вокруг ЛТИ бурлили какие-то интриги. 25 мая того же 1934 года «Правда» опубликовала фельетон Г. Рыклина «Учись или судись» о большом отсеве в текстильном институте. Фельетон обсуждали на бюро Смольнинского райкома партии. Отчитывается директор-ректор Зеленский. И в те же дни «после четырех лет блестящего руководства институтом» нарком назначил его начальником Главного управления учебных заведений Наркомата легкой промышленности.
