Александр Петрушевский - Генералиссимус князь Суворов
Придя на свои непременные квартиры, Суздальский полк оставался на них слишком три года подряд. Этот длинный промежуток времени и следует признать периодом главной деятельности Суворова — полкового командира. Тут уже ему не мешало никто и ничто. Все, что было раньше начато; получило теперь полное развитие и законченность. Материальная обстановка полка, строевое его обучение, нравственное воспитание солдата — одновременно обращали на себя его заботы и одновременно подвигались вперед.
Он выстроил, во-первых, полковую церковь, затем здание для школы. Закон требовал учреждения для солдатских сирот, начиная с 7-летнего возраста, школы, «обучая грамоте — читать и писать и часть арифметики; определяя к обучению надежных унтер-офицеров под смотрением одного офицера». Суворов открыл две школы, для дворянских и для солдатских детей, разделил на классы и сам сделался в них преподавателем. Он учил начальным правилам арифметики и написал учебник; быть может он же учил и закону Божию, ибо составил молитвенники и коротенький катехизис. Автор, сообщающий это известие, сам видел экземпляр Суворовского рукописного молитвенника. Курсы в обеих школах были разные; в чем именно заключалось это различие, неизвестно; знаем однако, что школьники дворяне, в интересах общего развития и внешней полировки, знакомились с началами драматического искусства и однажды, при посещении Новой Ладоги губернатором, разыграли в его присутствии какую-то пьесу. Следовательно при школе было устроено некоторое подобие сцены, конечно очень примитивное. Кроме церкви и школьного дома, Суворов выстроил конюшни для полковых лошадей и развел сад на бесплодной песчаной почве. Все эти постройки существовали и школы были в полном ходу в 1766 году, что и засвидетельствовал губернатор Сиверс; значит, первые заботы о благоустройстве полка начались у Суворова раньше прибытия из Красного Села в Ладогу, ибо в один год всего этого сделать было невозможно, особенно при главном занятии Суворова, — строевом обучении полка. Затем, что сделано Суворовым для полка в последующие два года квартирования его в Ладоге — нет никаких сведений; сам он в своей автобиографии вообще не говорит про период командования полком ни слова 6.
Расходы, как видно, производились немалые; какими же средствами они покрывались? Прямого ответа нет. Некоторые издержки Суворов, вероятно, относил на свой собственный счет, как иные это и утверждают, но такой ресурс конечно был не первым, а последним 7. Отец Суворова занимался по-прежнему увеличением своего состояния, покупал новые имения, устраивал их, занимал и давал взаймы деньги и т. п. Если он и давал сыну какое-нибудь денежное пособие, то конечно весьма небольшое; со своей стороны сын тоже не был расположен ни просить у отца, ни затрачивать своих средств на такого рода расходы без особенных побудительных причин. Если обстановка Суздальского полка отличалась благоустройством, то прежде всего причиною тому были личные качества командира и его серьезный взгляд на службу и на свои обязанности. При этом взгляде не могло образоваться в хозяйстве полка никаких сбережений, которые принадлежали бы не полку, а командиру. А в полках сбережения не только бывали, но и не могли не быть при мало-мальски порядочном хозяйстве; были они и в Суздальском полку, так как Суворов отличался бережливостью, и нужное у него отделялось от прихоти весьма резкою чертой. Другие или удерживали полковую экономию в свою пользу, или употребляли ее на удовлетворение существовавшей в то время, особенно в кавалерии, страсти к щегольству. У Суворова ничего подобного, по складу его понятий, не могло быть, а потому полковая экономия шла на издержки производительные.
Ресурсы его на благо полка увеличивались еще тем, что он ненавидел праздность, и постоянный труд солдата считал непременным условием для достижения высших интересов службы. В начале 70-х годов эта тема занимает в, его приказаниях и распоряжениях по подведомственным войскам некоторое подобие сaeterum censeo; он старается даже, чтобы караульные солдаты, сидя в караульном доме, употребляли время не на игру в шашки, а более производительно.
Поэтому, несмотря на то, что во время его командования полком, солдату приходилось много работать не над тем, так над другим, — Суворов, без всякого сомнения, не затруднялся приложить солдатские руки и к постройке церкви, школы или конюшни, и к разведению сада, может быть даже с некоторым отягощением своих подчиненных. Такой его взгляд на солдатский труд много лет спустя дал в руки его недоброжелателей оружие и, справедливо ли, пет ли, породил мелкие, но многочисленные для Суворова неприятности. Как бы то ни было, но именно совокупность всех означенных ресурсов дала Суворову возможность сделать в Ладоге много на пользу полка.
Заслуга эта впрочем ничтожна сравнительно с тою, которую Суворов оказал своею воспитательною деятельностью в Суздальском полку, так как эта последняя не ограничилась узкою рамкою какой-нибудь 1,000 человек, а пошла потом гораздо шире и сильно содействовала длинному ряду побед и громкой славе русского оружия. Но прежде, чем знакомиться с военно-педагогическою деятельностью Суворова — полкового командира, надлежит отметить, что мог дать Суворову опыт Семилетней войны и в какой мере эти опытные данные повлияли положительно или отрицательно на его взгляды.
Каждая война, в которой проявились выдающиеся дарования и искусство, или которая привела к крупным результатам, оказывает прямое влияние на ход военного дела в последующее время. Наука обогащается новыми данными и новыми выводами; искусство принимает новые приемы, изменяя пли совершенно отвергая старые; сложный военный механизм подвергается общим или частным преобразованиям. Другой вопрос — действительно ли нужны все эти перемены, верны ли наблюдения, справедлива ли оценка фактов, разграничено ли впечатление минуты от холодного взгляда критики. Ответ бывает и утвердительный, и отрицательный. Зачастую поражаются наглядностью и осязательностью результата и не добираются до первоначальной причины; увлекаются внешностью и не вникают в дух; вместо свободного отношения к предмету, вдаются в рабское подражание. Особенно сильное впечатление производит война на прямых её участников, на лиц, воспринимающих военные впечатления непосредственным путем. Чем ближе они стоят на войне к делу, тем эмпиричность их представлений становится сильнее, и тем труднее им, таким людям, удержать объективность взгляда. Обширная сфера деятельности и широкий для наблюдения кругозор умеряют этот недостаток, но не спасают от него. Подавляющая, сила личного впечатления, особенно при катастрофах и фактах резкого характера, гнетет так сильно и продолжительно, что иной участник или очевидец решительно не в состоянии от нее отрешиться, сделать правильную оценку факта и от нее дойти до верного вывода. Тогда все свое становится худым, все у противника хорошим, или наоборот, — и уже нет места здравой критике. Тогда основные начала военного искусства, неизменно существующие во все времена и эпохи, низводятся подчас чуть не до значения условных тактических пли уставных правил; сдача, например, целой армии, окруженной неприятелем, оправдывается неизбежностью, и прорыв признается безусловно невозможным; беспорядочная, но сильная стрельба наудачу возводится в тактический принцип, а холодное оружие низводится до значения простой дубины. Тоже самое конечно встречается и у посторонних наблюдателей, по уже по другим причинам; в настоящем случае говорится об одних первых, дабы указать, что сила личных впечатлений далеко не всегда приводит к выводам правильным. И чем теснее кругозор таких лиц вследствие их служебного положения, тем сила личного впечатления играет большую роль, и поверка его труднее.
