Пьер Брантом - Галантные дамы
Зато другому кардиналу, брату покойного, это не удалось; но тут уж он сам раскрыл свои карты и не стал прибегать к обману, но также умер женатым, хотя не покинул ни мантии, ни красной шапки. С одной стороны, его может извинить то, что он крепко держался реформатской веры, с другой — что не помышлял терять столь важное положение, ибо кардинальский титул позволял ему участвовать в Совете и там служить благу своей веры и своим соратникам, с чем он хорошо справлялся, ибо обладал немалой властью, влиянием и был богато одарен от природы.
Думаю, что господин кардинал Дю Белле мог бы поступить подобным же образом, поскольку в те времена сильно склонялся к Лютерову вероучению, каковое тогда было в большой силе при французском дворе, — ибо всякая новинка первоначальна привлекает к себе; а названное учение побуждало всех, в том числе и облеченных церковным саном, к брачным узам.
Однако же оставим сих почтенных господ из уважения к их священным одеяниям и пасторскому сану, обратясь вновь к нашим вдовам, кои, не сносив в трауре и пары туфель, облачаются в торжественные брачные одежды. Не столь давно некая особа, пережившая трех мужей, вышла в Гиени замуж за четвертого — довольно сановитого, — имея от роду восемь десятков лет. Понятно, почему ей предложил руку сей дворянин: она была богата, имела много владений и денег; но не ведаю, для чего это понадобилось ей; разве что для того, чтобы последний раз кутнуть под лавровым венцом, как говаривала мадемуазель Севен, шутиха королевы Наваррской.
А еще одна известная мне особа в свои семьдесят шесть лет вступила в брак с дворянином, во всем уступавшим ее первому супругу; прожила до ста и сохранила красоту, ибо была известнейшей чаровницей той поры и, говорят, умела прекрасно распорядиться своим вечно юным и прелестным телом — и до замужества, и в браке, и во вдовстве.
Вот какая испепеляющая страсть может заключаться в женщине! Так, опытные булочники объясняли мне, что старую печь легче разогреть, чем новую; а разогревшись, она лучше держит тепло и дает более вкусные хлебы.
Мне неведомо, какие вожделения могли они внушить своим непутевым мужьям и возлюбленным, но известно множество светских кавалеров, влюблявшихся в престарелых красавиц и предпочитавших их молодым; впрочем, считается, что так можно извлечь для себя немалую выгоду. Но некоторые пылали жаркой любовью, не помышляя о кошельке, а только о телесных усладах, как то происходило некогда на наших глазах с одним монархом, со всем пылом преклонявшимся перед пожилой вдовой — презрев и жену, и прочих дам, — не помышляя ни о ком, кроме нее. Но в сем он не ошибался, ибо его страсти удостоилась самая любезная и прекрасная дама из всех, кого я видел: ее зима стоила весны, лета и осени всех прочих. Те, кто имел дело с итальянскими обольстительницами, и прежде, и теперь выбирают самых знаменитых и древних, которые дольше занимались многотрудным этим ремеслом и всегда имеют про запас новые приятности и для тела, и для души. Вот почему несравненная Клеопатра, вняв страстным призывам Марка Антония, не беспокоилась о своих годах, ибо, сумев ранее завоевать сердца Юлия Цезаря и Гнея Помпея, сына великого Помпея, когда была еще почти девочкой и не знала, как себя вести и в свете, и в объятиях героя, она легко привязала к себе мужиковатого воина, так как была в расцвете лет и понимания любовной науки. А посему, если говорить начистоту, хотя молодые самой природой вроде бы созданы для любви, зрелые жрицы — имея и разум, и опытность, и красноречие, и навык — способны, если постараются, их обойти.
Некогда я пытался разрешить свои сомнения, спрашивая у докторов, прав ли тот, кто утверждает, что можно прожить в здравии, если не притрагиваться к старухам, согласно известному медицинскому изречению: «Vetulam non cognovi»[74]. Одни вспоминали похожие речения, например: «На старом гумне лучше молотить, но древний цеп в работу не годится». Другие замечали, что «в скотине не возраст важен, а то, как она тянет лямку». По опыту же своему они встречали столь горячих и терпких, что диву давались, как тем удается закрючить молодца — и воспламенить его, и высосать, вытянуть из него все жизненные соки, и выпить его до дна, чтобы самим не высохнуть без оных. Помянутые врачи порассказали мне много и другого, но слишком любопытных я отсылаю к ним, пусть у них самих и выведывают.
Знал я одну высокородную пожилую вдову, каковая менее чем за четыре года извела и своего третьего мужа, и кавалера, одарившего ее своей страстью; она отправила их в могилу, не прибегая ни к яду, ни к какому иному способу убийства, а высосав из них все семя. Но при взгляде на эту даму никто бы не догадался, что она способна на подобный подвиг, ибо на людях она выглядела более чем скромно и даже не желала переодеть рубашку на глазах у служанок, дабы никто не узрел ее прелестей, ни мочиться в их присутствии; однако, как выразилась какая-то ее родственница, все свои жеманные ухватки она приберегала для прислуги, а не для мужей или галантных угодников.
Но что здесь такого? Почему считается более зазорным и прельстительным иметь поочередно двоих, троих и даже пятерых мужей, чем всего лишь одного за всю жизнь, но к нему вдобавок сердечного дружка, а то и целых троих, как многие на вид весьма сдержанные и приличные особы, известные мне? По поводу сего одна высокопоставленная светская дама при мне заметила, что не делает различия между женщиной, имевшей много мужей, и той, что имела одного, но жаловала еще и нескольких любезных кавалеров — ибо брачный покров многое способен укрыть от глаз; а что до чувственности и сластолюбия, то одно другого стоит, ибо, как гласит испанская пословица, «algunas mugeres son de natura de anguilas en retener, y de lobas en excoger», что значит: «некоторым женщинам так же трудно удержать вас, как угря, и должным образом выбрать, как волка», — ибо угорь очень скользок, а в волчьей стае волчица всегда избирает самого уродливого самца.
Однажды при дворе, как я уже упоминал, некая довольно-таки важная особа, четырежды бывшая замужем, поведала мне, что отобедала со своим деверем, оставив мне догадываться, кто это был; все это она мне наивно так пересказала, я же не без лукавства спросил: «Да какой же, черт возьми, кудесник способен это распознать? У вас от четырех-то мужей этих деверей пропасть немереная». На что она возразила: «Какая дурная мысль вам пришла в голову?» — и назвала имя. «Вот так-то лучше, — заметил я. — А то вы не совсем ловко выразились».
Много веков назад жили в Риме одна матрона, переменившая, одного за другим, двадцать двух мужей, и некий римлянин, потерявший двадцать одну жену; так вот, они решились соединиться, после чего супругу удалось пережить свою половину, за что его все жители весьма почитали, а достойную эту победу ознаменовали торжественным празднеством, во время которого его возили на триумфальной колеснице, увенчанного лавровым венком, с пальмовой ветвью в руках. Ибо действительно он совершил невозможное!
