Юрий Фельштинский - Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1929–1932
6. Я просмотрел листы 15–21. В листах 15–19 я делал лишь редкие пометки, пытаясь уловить общий характер перевода. Более детальные указания сделаны на двух листах: 20 и 21. Считаю необходимым оговориться: там, где я вношу французские исправления, в них могут заключаться погрешности. Мое знание французского языка недостаточно для того, чтобы я мог судить о непригодности того или другого перевода.
7. Переводчик везде идет по линии наименьшего сопротивления. Он вставляет глаголы, прилагательные без конца. Вместо пяти моих слов у него получается 10, а иногда и 15. Каждая фраза как бы подбита ватой. Вызывается это отчасти капризностью переводчика (он всегда исправляет перевод, будто перед ним тетрадь школьника), отчасти неряшливостью. В общем, перевод несравненно ниже немецкого или английского.
8. Переводчик ясно не просматривал своей собственной рукописи. Прямые искажения смысла встречаются на каждой странице, нарушения оттенков мысли — в каждой фразе.
Я утверждаю, что из каждых 10-ти страниц этого перевода можно сделать 9, а может быть, и 8 страниц, не опуская ни одного слова из русского оригинала. Я берусь это доказать любой экспертизе. Это значит, что на том в 300 страниц приходится 30 страниц, не меньше, словесной ваты. Я тем меньше могу это допустить, что я потратил несколько месяцев на то, чтобы придать стилю как можно большую сжатость.
Вывод: в нынешнем виде перевод неприемлем.
11 февраля 1932 г.
Письмо министру иностранных дел Чехословакии
Госп[одину] мин[истру] ин[остранных] д[ел]
Г[осподину] Министру
(Такого-то) числа[664] я имел честь обратиться к Прав[ительству] Ч[ехо]сл[овацкой] Респ[ублики] с просьбой о предоставлении мне и семье моей визы для въезда в Ч[ехо]сл[овакию] с целью временного лечения.
(Так[ого]-то числа)[665] Ген[еральное] Консульство Ч[ехо]сл[овакии] в Константинополе предъявило мне определенные условия для въезда в Ч[ехо]сл[овакию] на 8 недель, в течение месяцев март — май.
Так как цель моей поездки была и остается исключительно лечебной, то я немедленно изъявил согласие на принятие поставленных мне ограничительных условий.
Спустя…[666] месяца, 9 июля, я получил от Ген[ерального] Консульства извещение, что «в принципе» мне въезд разрешен в течение месяцев сентябрь — декабрь, если, помимо выполнения уже упомянутых выше условий, я смогу представить паспорт, действительный не только на время моего пребывания в Ч[ехо]сл[овакии], но и в течение дальнейших шести месяцев.
В моем распоряжении имеется советский паспорт, выданный (такого-то числа). С того времени, как сообщали газеты, я лишен советского гражданства[667] (официально я никаких извещений об этом не получал). Г[осподи]ну Генеральному Консулу все эти обстоятельства известны. Во время беседы с ним я высказал уверенность, что вопрос о визе Ч[ехо]сл[овацкое] правительство разрешит под политическим, а не под паспортным углом зрения, так как сомнений в моей личности быть не может. Выданный мне паспорт сохраняет к тому же силу до декабря 1932 г.: на эту дату я особо обратил внимание г[осподи]на генерального консула.
В настоящее время срок моего въезда отодвинут к концу 1932 г.; в то же время от меня требуется паспорт, пригодный на дальнейшее полугодие.
Это новое условие, связь которого с моей поездкой на чехословацкий курорт мне неясна, имеет такой характер, как если бы оно имело целью то, что разрешено «в принципе», сделать неосуществимым на деле.
Так как я не сомневаюсь, что такого рода инструкции не могли исходить от Правительства Ч[ехо]сл[овацкой] Р[еспублики], то я позволяю себе довести до Вашего сведения, Г[осподин] Министр, о создавшемся положении и прошу принять, наряду с извинениями за беспокойство, выражение совершеннейшего уважения.
Л. Т.
[Февраль 1932 г.]
Письмо Натану[668]
Уважаемый товарищ!
Я с большим интересом прочитал ваше письмо. Сведения об эволюции вашей партии доходили до меня только из вторых рук. Сам я никогда не имел случая ближе заняться проблемой Палестины, и в частности ролью, какую там играет Поалей Цион[669], и главным затруднением для меня является тот факт, что я не читаю, к сожалению, ни на древнееврейском[670], ни на новоеврейском языке. Каким из этих двух языков пользуется ваша партия в Палестине? На каком языке написаны основные документы партии?
Имеются ли у вас какие-либо документы, которые в систематической форме излагают разногласия различных фракций и групп внутри рабочего движения Палестины, и в частности внутри вашей собственной партии? Если бы вы могли мне указать, тем более прислать такого рода документы и материалы, я был бы вам очень благодарен. Может быть, вы и ваши ближайшие товарищи могли бы перевести хотя бы краткие и важнейшие выдержки из программных и полемических работ? Если время вам этого не позволяет, я просил бы отметить в еврейском тексте карандашом наиболее важные моменты: я попытался бы перевод произвести уже здесь.
Я не могу сейчас обещать высказаться по спорным вопросам в ближайшем будущем. Сейчас я заканчиваю второй том «Истории русской революции». После этого я перейду к книге о мировом экономическом и политическом положении[671]. Разработка вопросов Ближнего Востока войдет, разумеется, в эту книгу. Сейчас для меня дело идет о подготовке и классификации важнейших материалов.
Высказаться сколько-нибудь определенно о политике пролетариата в Палестине можно, разумеется, не иначе, как на основе изучения экономики Палестины в сочетании с национальными группировками. Я сейчас безоружен и в этом отношении. Как обстоит в этом отношении дело в самой Палестине? На каком уровне стоит экономическая, социальная и национальная статистика? Если вы можете дать мне на этот счет необходимые сведения, я выпишу себе наиболее важные экономико-статистические издания.
Вы пишете, что вместе с группой товарищей давно и с интересом следите за работами левой оппозиции. Если вам нужны какие-либо из книг или журналов левой оппозиции, я готов вам, разумеется, оказать содействие. Во всяком случае, я попрошу товарищей в Берлине, чтобы вам немедленно выслали только что вышедшую книжку мою, посвященную положению в Германии[672].
Ваше письмо не ставит мне какие-либо определенные вопросы, оно заключает в себе пока лишь перечень целого ряда вопросов, которые возникают у каждого активного участника рабочего движения в Палестине. Как уже сказано выше, я и не мог бы дать вам сейчас ответа на наиболее конкретные и практически наиболее вас интересующие вопросы. К ним можно подойти только постепенно, шаг за шагом, исходя от общего к частному. Я подчеркиваю это еще раз, чтобы просить вас запастись терпением. Буду с интересом ждать вашего письма.
