Владислав Бахревский - Савва Мамонтов
Еврейский вопрос ему стал интересен, когда пришлось просить у еврейских французских банков заём. Вот какие два вопроса поставил Витте в 1906 году перед тайной полицией, а стало быть, перед Лопухиным: Первое. Какие льготы в правовом положении евреев необходимо провести немедленно, чтобы привлечь к русскому займу еврейские банковские круги за границей? Второе. Как внести успокоение в революционно настроенные еврейские массы в России? С какими центральными еврейскими организациями надлежит войти в сношения?
Лопухин пишет в воспоминаниях: «Я сказал, что такая организация — Всемирный кагал — существует только в области антисемитских легенд… Еврейское Колонизационное Общество (ЕКО) слабое и существует на пожертвования барона Гирша».
Документы, подтверждающие близость Витте к масонам, если и существуют, то навряд ли когда-либо увидят свет. Вопросы Лопухину свидетельствуют как раз о невинности диктатора, о полной некомпетентности в вопросах международного сионизма. Но политик чаще всего спрашивает не для того, чтобы обогатить себя знаниями, а выяснить, до каких глубин докопалась другая сторона, будь то друг, враг, общественность, полиция. А факты таковы.
Берлинский банкир Мендельсон присылал к Витте своих нарочных. Тут любовь была взаимная, прочнее самой смерти, уж очень на больших деньгах стояла. Мендельсон заплатил долги мадам Витте, проигравшей в Биаррице, в казино, миллионы. Подобную услугу надо отрабатывать. Вот и горбилась Россия-матушка на Мендельсона и на Ротшильда, сама о том не ведая.
О дружбе с главой дома Ротшильдов Альфонсом Сергей Юлиевич обронил всего-то словечко в «Воспоминаниях». О такой дружбе помалкивают. Близость государственного деятеля к иностранным банкирам, да и к отечественным — подозрительна. Ведь именно в Париже мадам Витте покупала безумно дорогие колье, изумруды и бриллианты, жемчуг… И, разумеется, одевалась. Кто-то платил.
В конце-то концов даже у терпеливейшего русского царя Николая Александровича появилась решительность. Витте, отставленному от министерских дел, живущему в Париже, министр Двора генерал Фредерикс, стало быть, сам Николай II, сделал «предложение» не возвращаться в Россию. На большее, однако, духа не хватило.
Сердитость с царя сошла, Витте возвратился в Петербург и до самой смерти в 1915 году оставался членом Государственного совета и, самое поразительное, — председателем Комитета финансов России.
Осведомленность государя — вот что грустно. Лопухин в своей книге «Отрывки из воспоминаний» рассказывает о плане смещения министра внутренних дел Плеве, разработанном триумвиратом: Витте — князь Мещерский — Зубатов. Зубатов сочинил письмо от имени верноподданного (письмо якобы перехватили), в котором этот верноподданный уповал на Витте, на единственного человека, могущего оградить царя от нынешних и грядущих бед. Мещерский должен был передать письмо в руки Николаю. План сорвался только потому, что Зубатов посвятил в дело агента, революционера Гуровича, а тот, имея свои виды, явился к Плеве и провалил не больно хитрую затею.
Но Витте шел много дальше. Всячески приближая к себе Лопухина, любил говорить с ним на тему могущества департамента полиции.
— У вас в руках жизнь и смерть всякого, в том числе — царя.
И не впрямую — упаси Боже! — склонял к мысли взять на себя миссию, великую миссию спасения Отечества. Ведь совершенно понятно каждому человеку в государстве — Николай ничтожество! Если царем станет его брат Михаил, человек благородный, умный, решительный, то, во-первых, Россия воспрянет, а во-вторых, это выгодно. Он, Витте, в фаворе у Михаила, а Лопухин будет в фаворе у Витте… Далее следовали речи о несчастном времени, о человечестве, сошедшем с ума. Столько террористов развелось! За каждым углом — террорист! Соображай, чурбан-полицейский!
Политика — сточная канава государства, финансы — сам сток.
Получив в августе 1892 года портфель с деньгами России, Витте унаследовал все махинации, совершенные до него Абазой и Вышнеградским. И прежде всего аферу одесского банка Александра Федоровича Рафаловича.
В 1891 году, спасая этот банк от крушения, Вышнеградский дал из казны 1,7 миллиона рублей ссуды. Витте добавил еще 300 тысяч. В обеспечение было принято имущество Рафаловича и крымские имения помещика Дуранте. Дуранте был в родстве с Рафаловичами, его дочь была замужем за Георгием Федоровичем. Желая помочь хорошим людям, Дуранте дал закладные на четыре имения: «Кок Асан» и «Бурульча» — восемнадцать тысяч десятин, в основном леса возле села Зуи, «Кермут» — две тысячи десятин в Феодосийском уезде и «Мамай» — две тысячи шестьсот десятин в Евпатории.
Высочайшим повелением Государственный банк предоставил ссуду Рафаловичу на три года. Рафалович подписывает закладные вместо Дуранте и оформляет бумаги на заём, якобы им сделанный, в 900 тысяч рублей на шесть месяцев. Шесть месяцев истекают, и поручитель Дуранте, не ведая о том, превращается в должника. Банк, возглавляемый Рот-штейном, тайно продает имения Дуранте крымскому финансисту Гинзбургу. Вот мнения адвокатов по этому делу: «Дуранте обобран самым противозаконным образом, при соблюдении всех формальностей».
Незадачливый помещик начинает хлопотать, ведет переговоры с министром финансов Витте и получает милостивое разрешение внести миллион двести тысяч рублей в погашение долга, процентов, издержек. Дуранте ищет деньги, но когда нужная сумма наконец собрана, ему объявляют — имения проданы. Концов не сыскать! Гинзбург за 685 тысяч продал свое право господину Завойко — это зять одного из Рафаловичей — Марка. Завойко продал земли Тработти. Тработти, спеша нажиться, сбывал землю частями. С крымских колонистов брал по 150 рублей за десятину, с крестьян — по 175. Тысяча десятин досталась херсонским крестьянам, большой кус отхватил земельный спекулянт болгарин Руссов, хлопотали о покупке имения «Бурульча» крестьяне Зуи…
Только через пятнадцать лет Дуранте сыскал правду у Столыпина, который приказал исследовать «вопиющее дело» ограбления крымского помещика Дуранте.
Разумеется, Рафаловичи сложа руки не ждали суда. В номере «Европейской» гостиницы в Петербурге заново переписывались книги, подделывались бумаги. Рыльце в пушку было не только у Витте, но и у Абазы, который с благословения Александра Федоровича Рафаловича играл на бирже под еврейским именем, получая полмиллиона в год.
Сам Сергей Юлиевич был клиентом и другом основателя Одесского банка Рафаловичей Федора (отчество неизвестно) еще во времена своей службы на Одесской железной дороге. Пришелся ко двору. Услуги, оказанные Рафаловичами, были столь существенны для Витте, что он платил им полным доверием и ответной службой.
