Валерий Болдин - Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева
Смотрю на лица современных лидеров и радуюсь — молодые ухоженные лица, светлые, невинные взоры. Нет, это не прежние корыстолюбцы, а совсем новые. Правда, среди них просвечивают и старые знакомые. Но они ничуть не портят общего впечатления, не выпадают из стройных рядов власти, уверенно шагая в ногу с молодой порослью. Как трогательно все-таки подобное единение душ, интересов, взглядов.
Хожу по городу и не узнаю Москвы. Другие названия улиц, станций метро, разноязыкие и многоцветные вывески, сверкающая реклама и бесконечная череда магазинов, меняльных контор, банков, киосков, «мерседесов», «джипов». И кругом торговцы. Кажется, вся Москва вышла на улицу торговать. Продают все — джинсы и ботинки, телевизоры и квартиры, коллективы со своими объемами работ и двухместные ванны. Вот молодые в кожанках парни развешивают импортные тряпки, таскают коробки с пивом, водкой, конфетами, торгуют оптом и в розницу. Старуха в длинной вязаной кофте продает электрическую лампочку, щеколду от двери и бутылку с какой-то цветной жидкостью. Старый солдат держит в дрожащих руках пряжку ремня, орден Красной Звезды, какие-то медали. Его-то за что унизили? На веку этого солдата не только кровавая битва, но и нелегкая пора восстановления порушенного. Это перед ним и такими, как он, все мы в неоплатном долгу. И отстояли страну, и восстановили ее, дали и хлеб, и образование тем, кто их обесчестил сейчас нищетой.
А рядом экзотические витрины продовольственных магазинов и зашторенные окна валютных супермаркетов. Взгляд, скользя по витринам, переходит от восторга к восторгу, немеют люди от обилия продуктов и ярких упаковок. Михаил Сергеевич, отец продовольственной программы, где вы? Оказывается, не наращивать продуктивность полей и ферм надо было, а совсем наоборот. Сейчас сельскохозяйственное производство падает, а посмотрите какие прилавки! Даже киви есть, как сказал один из апостолов демократии. А это, видимо, вершина изобилия и пресыщенности. Теперь острят: капитализм — это власть демократов плюс кивизация и бананизация всей страны. Правда, киви товар не слишком ходовой. За штуку величиной чуть больше куриного яйца просят цену батона. Народ предпочитает почему-то хлеб. Да и за другими «красотами» не слишком давится в очередях. Больше смотрит.
Но есть кто и смотреть себе не позволяет. Люди ходят как тени по темным улицам города, неопрятного, неприбранного. Обреченность какая-то в этой хмурой толпе, чувство утраты и растерянности. В грязных и мрачных переходах идет своя жизнь. Пожилой мужчина играет на баяне мелодии военной поры. Еще молодая женщина с двумя маленькими детьми сидит на холодном цементном полу перед банкой с несколькими мелкими купюрами, взглядом прося помочь. Время от времени укрывает мерзнущих детей полами своего легкого пальтишка. Мальчик постарше безучастно смотрит сухими бездонными глазами на мелькающие ноги спешащих людей, оживляясь и поглядывая на мать, когда в банку кидают смятую сторублевку. Беженцы. Откуда их гонит ветер ненависти, где прибьются эти никому не нужные люди?
…Переполненная пригородная электричка. Раскрасневшиеся лица мужчин и женщин в одинаковых куртках и вязаных шапочках. Они сидят на скамьях, в проходах на огромных тюках и баулах, которыми забит весь вагон. Пьют воду и пиво из жестянок и что-то жуют, ругаются, смеются, считают деньги. Челноки — современные коробейники. Двигатель торговли и свидетельство крушения рынка отечественных товаров. У окна играют в карты неопределенного возраста полутрезвые мужчины. Грязно ругаются. С краю женщина в пальто из далекого прошлого, девочки-школьницы с прозрачными лицами, ловящие слова челноков, старик селянин в резиновых сапогах и в фуражке и внук в треухе с мешком не проданных на рынке не то яблок, не то картофеля и торчащим безменом.
Двинулась Россия. Смотрю на вокзально-вагонную суету и давку и вспоминаю послевоенные годы. Тогда разоренная, обессиленная страна тоже пришла в движение. Люди возвращались из эвакуации, фронтовики разъезжались по домам, пепелищам, горожане ехали в деревни менять вещи, трофейное барахло на хлеб, картофель. Вот и теперь разруха вздыбила страну, подняла в дорогу народ. С чего бы? Вроде ведь собственники вокруг, каждый получил ваучер — часть национального богатства. Но, видно, так ловко разделено оно, что от нищеты не уберегло. Общество равных возможностей и всеобщего благоденствия не получилось. Демократизация и закончилась так, как должна была закончиться, — перераспределением собственности в пользу сильного. Да Бог с ней, с собственностью. Не было ее, жили небогато, но и не бедствовали, достоинства не теряли. Строили много жилья, больниц, школ, детских садов.
Кончилась прежняя жизнь. Что теперь за государство образовалось на просторах России — не поймешь. Но та гремучая смесь полуфеодального, полугосударственного капитализма, который удалось сляпать последователям Горбачева, все острее обнаруживает свой глубочайший кризис, полную неспособность к саморазвитию. Кажется, энергия реформ, энергия наступления уже исчерпана, не дав положительного результата, началась позиционная война с народом: отрыты окопы полного профиля, демократы готовятся к обороне по всем правилам военного искусства. Создаются новые спецчасти, тренируются мускулы ОМОНа, демонстрируется сила. Но чем больше выстрелов, тем слабее власть. Иногда думаю: правительство, видимо, и готово бы вернуться в 1991 год, чтобы начать многое с чистого листа, да поздно. Поезд ушел. Сейчас не только расширенное воспроизводство невозможно, но и простое не получается. Основные отрасли экономики проваливаются все глубже в бездну.
Не стало больше великой страны с названием Советский Союз. А значит, нет, да боюсь и не будет супердержавы России. Ракеты и ядерные заряды еще есть, а мощи государства уже не видно. Замирают многие крупнейшие заводы и фабрики — гиганты индустрии. Разваливается село, забивается скот, сокращаются посевы. Утрачено и великое достижение социалистического строя — общественные фонды потребления, ценимые не только нами, но и всем миром, перенявшим многое из достигнутого в СССР.
И все крушится не ради структурной перестройки, а вследствие развала системы управления, кооперативных связей, снижения профессионализма руководителей, рабочих, подавшихся в челноки и палатки. Нельзя единый народно-хозяйственный комплекс страны, создаваемый столетиями, расчленить в одночасье и считать, что это позволяет всем лучше жить. Порушенное не склеить.
От многих иллюзий избавили нас демократы, развалив народное хозяйство. Но не только экономику мы теряем. Мы теряем себя. Прежде чем остановились шахты, прокатные станы, домны, разрушилась, эрозировала духовная мощь народа. Обесценены все его идеалы, выдернут стержень, который держал человека и общество, делал его сильным, могучим и великим во все времена. Из душ и памяти россиян вытравляется понятие Родины, патриотизма, уничтожается самое великое богатство народа — совестливость, способность светить, согревать своей духовностью мир, мыслить великими категориями и масштабами. То, что стала страна терять пять — семь лет назад, завершается упадком культуры, презрением науки, нравственным разложением общества, его расслоением. И плоды этой политики вызревают в самых низменных и темных глубинах человеческой души. Это — глухота чувств, алчность и дикое, кровавое озверение. Жизнь человека потеряла всякую ценность. Он уничтожается физически, травится духовно, морится голодом, погибает от болезней. Россия тает, тает ее интеллектуальная сила, генетический фонд великого народа. И самая потрясающая черта соотечественников — страшное безмолвие, накопление ненависти, которая может выплеснуться в одночасье в виде большого бессмысленного и всеуничтожающего бунта.
