Сергей Кузнецов - Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари
В том же 1836 году в Париже скончался князь B.C. Голицын. Его прах перевезли в Марьино и в 1837 году в храме имения мраморщик П. Катоцци воздвигнул монумент, поставленный в особом притворе под названием «Шапель». Помещение перекрывал ложный свод «по деревянным кружалам с имитацией в штукатурке трех крестовых сводиков на гуртах». В южной и северной стенах выбили по две ниши. Их тоже украшала лепка, почти в точности соответствующая внешнему декору окон приделов, что можно установить при рассмотрении следов, оставшихся от ранее существовавшей отделки.
Желтую гостиную, занимавшую господствующее положение в главном объеме дома, сфотографировали для статьи А. Трубникова в «Старых годах». Все еще на своих местах, включая звонок для слуг. Слева от надкаминного зеркала портрет императрицы Елизаветы Алексеевны.
Рассказав о «главном марьинском концерте» и «вспомнив» в связи с визитом А.Н. Оленина об усадебных трагедиях второй половины 1830-х годов, скажу, что музыкальные вечера проводились в Большой гостиной (у Матвеевского — «Большая лепная зала»), которая находилась на главной оси сооружения и двумя арками, заставляющими вспомнить в меньшей степени Павловск (Греческий зал), в большей — зал Гюбера Робера в городском доме Строгоновых, разбивалась на три отдельные части.
Портреты императора и императрицы висели по сторонам зеркала над камином. Искусственный мрамор желтого цвета дал еще одно название помещению — Желтая гостиная. В ней, согласно документам, находился гарнитур папелевого (тополевого) дерева, состоявший из диванов и восемнадцати кресел, обитых желтым левантином с чехлами желтого коленкора.
Желтая гостиная усадьбы («Большая» по первоначальной прикидке И.Ф. Колодина)
Большой зал (просто «Зал» в первоначальной версии)
Беспристрастная опись марьинского дома дополняет слова Матвеевского о Большом зале, в западном крыле, ближайшим к деревне Андриановой (у журналиста — «Большая диванная»). В нем находились: фортепиано, «фортунка красного дерева с воротцами… при ней шариков слоновой кости 13», «машинка хорошей работы для плетения шнурков и мотания шелку», «машинка простого дерева для набивки долота», «машинка красного дерева для плетения сеток с тремя черного и двумя красного дерева палочками», сетки для игры в волан, шахматы и шашки.
Портретная галерея
С одной стороны к интерьеру примыкала Бильярдная, с другой — Портретная галерея, которая вела в главный или старый корпус.
Кстати, марьинские картины имели особые рамы, увенчанные соединенными гербами Строгоновых и Голицыных.
Оттуда же, из Большого зала, или просто Зала, можно было пройти в Столовую — обширный интерьер с хорами для музыкантов. Мебель здесь рассчитывалась на двадцать четыре персоны. В Буфетной хранилось шестнадцать различных сервизов, главный из них — серебряный Большой Марьинский сервиз на восемнадцать персон. Конечно, не следует думать, что число гостей ограничивалось таким числом или двадцатью четырьмя. Разумеется, это только дань древней традиции, отсылавшей к Тайной вечере, на которую собралось 12 апостолов. Число марьинских гостей, конечно, бывало иным и чаще отличалось в бо́льшую сторону.
Переход от Желтой гостиной к Столовой Софья Владимировна превратила в Портретную галерею. Традиция сохранялась до начала XX века, когда сделали приведенную здесь фотографию.
После обеда три двери Столовой распахивались, приглашая прогуляться. Туда можно было выйти и из библиотечного корпуса. Вновь дадим слово Н. Матвеевскому: «Направо летняя, но избранная и для дачи очень богатая библиотека русских, французских и английских книг до 3000 названий; красивые шкафы окружают стены; посредине большой стол с каталогом книг и всеми принадлежностями для занятий; в покойных креслах нет недостатка… За библиотекой расположены такие же залы, как и на левой стороне, разумеется, иначе убранные». В дальнейшем число книг составило 10 000.
Здесь же, на первом этаже как обладатели наибольшего числа внуков имели помещения графиня Наталья Павловна и княгиня Аглаида Павловна, по ошибке именованная А. Никитиным графиней.
Портрет A.C. Строгонова кисти И.Б. Лампи-старшего представлен в раме, специально изготовленной для Марьино
Фрагмент рамы: соединенный герб Строгоновых и Голицыных
Существовала причина, по которой все гости Марьино стремились попасть в Библиотеку, причем едва ли не каждый из них испытывал сходные ощущения — готического ужаса при ее посещении. Поскольку новое жилище задумывалось, в том числе, и как мемориал Отечественной войне, Строгонова нуждалась в неких зримых подтверждениях боевого пути мужа. Вероятно, уже после его смерти она получила из Казанского собора, где сосредоточились трофеи русского оружия, полковой знак 146-го французского полка, мундир черного сукна, треугольную шляпу с белым плюмажем и красный кожаный футляр от жезла.
Этот жезл, правда, принадлежал не маршалу М. Нею, обоз которого 24 мая 1807 года захватил граф Строгонов, а другому наполеоновскому сподвижнику — маршалу Л. Даву.
Для выставления реликвий в Библиотеке марьинского дома сделали специальный шкаф, как раз и вызывавший особое внимание к интерьеру. П.П. Родзянко (1870–1958), сын княжны Марии Павловны Голицыной, правнук графини Софьи Владимировны и внук Аглаиды, описал свое впечатление следующим образом: «…Трепеща от волнения, мы однажды попали в огромную библиотеку, где фальшивые полки отодвигались, и показывался шкаф, полный старых французских мундиров и прочих вещей, захваченных Строгоновым, который атаковал Даву во время отступления. Среди прочих вещей был футляр для маршальского жезла Даву, который мы брали в руки с благоговейным трепетом. Сам жезл висел над могилой Кутузова, но нам так часто рассказывали историю пустой коробочки, что он волновал нас более, чем любая другая вещь. Пустой футляр и мундиры погибших солдат, висящие в потайном шкафу! Что может быть более зловещим? Наше богатое воображение превращало исторические факты в истории о привидениях, столь же ужасные, сколь запутанные. Среди нас распространился слух, что библиотека была убежищем привидения, и дядя Павел часто смеялся, когда мы с трусоватой поспешностью пробегали мимо дверей библиотеки в сумерках».[257] Аглаида Голицына вспоминала о видениях своей сестры Майи (Масоли, Марии). Та считала, что лунными ночами маршал открывал дверь шкафа и выезжал из Библиотеки на кресле-каталке.
