Леонид Гроссман - Достоевский
«Хотя он читал по писаному, — свидетельствует Страхов, — но это было не чтение, а живая речь, прямо, искренно выходящая из души. Все стали слушать так, как будто до тех пор никто и ничего не говорил о Пушкине».
Достоевский чрезвычайно ценил в ораторском искусстве простой, почти интимно-разговорный зачин речи. Изображенный в его последнем романе знаменитый оратор являет именно такой образец устного слова: «Начал он чрезвычайно прямо, просто и убежденно, но без малейшей заносчивости; ни малейшей попытки на красноречие, на патетические нотки, на звенящие чувством словечки. Это был человек, заговоривший в интимном кругу сочувствующих людей». Так именно в переполненной огромной зале Дворянского собрания начал свою знаменитую речь Достоевский. Он поступил как тонкий и опытный оратор: взял свою тему под острым углом современности и бросил в свою аудиторию волнующие слова о ее самых наболевших помыслах. Величие поэта раскрывалось с потрясающей силой на этой духовной близости нового поколения к его пророческим заветам.
«Тотчас по окончании речи, — сообщает Успенский, — Достоевский удостоился не то чтоб овации, а прямо идолопоклонения: один молодой человек, едва пожав руку писателя, был до того потрясен испытанным волнением, что без чувств повалился на эстраду…» Следующий оратор, Иван Аксаков, отказался от своего слова и безошибочно определил значение только что прозвучавшей хвалы: «Я считаю речь Федора Михайловича Достоевского событием в нашей литературе. Вчера еще можно было толковать о том, великий ли всемирный поэт Пушкин, или нет; сегодня этот вопрос упразднен; истинное значение Пушкина показано…»
Восхищенные слушатели к концу заседания венчали лаврами победителя этого трудного литературного состязания.
Общество любителей российской словесности избрало его своим почетным членом. Городской голова С. М. Третьяков выразил ему благодарность от города Москвы.
Вечером на заключительном концерте Достоевский читал пушкинского «Пророка» с такой напряженной восторженностью, что жутко было слушать, вспоминал Страхов. Он начал напевно и торжественно, а закончил вдохновенным кличем:
Глаголом жги сердца людей!
Это, в сущности, и был финал пушкинского празднества.
В ту же ночь Достоевский положил поднесенный ему венок к ногам своего учителя.
«Ночь была теплая, но на улицах почти никого не было, — рассказывает с его слов Анна Григорьевна. — Подъехав к Страстной площади, Федор Михайлович с трудом поднял поднесенный ему на утреннем заседании, после его речи, громадный лавровый венок, положил его к подножью памятника своего великого учителя и поклонился ему до земли».
В чем же главное значение этой знаменитой речи, в чем тайна ее небывалого успеха?
Достоевский выразил в ней с глубочайшей силой самую заветную идею всего своего творческого пути: свою жгучую тоску по всемирному общечеловеческому союзу, к осуществлению которого призвана, по его мысли, прежде всего Россия. Отсюда его внимание к тем произведениям поэта, в которых «засияли идеи всемирные», отсюда его глубокое преклонение перед мировой отзывчивостью Пушкина, «этой главнейшей способностью нашей национальности…».
Болезнь и смертьЕще в августе 1879 года Достоевский сообщает в одном письме из Эмса: «Я здесь лежу и беспрерывно думаю о том, что уже, разумеется, я скоро умру, ну, через год или через два, и что же станется с тремя золотыми для меня головками после меня…»
В конце 1879 года родственник Анны Григорьевны доктор М. Н. Сниткин осмотрел по ее просьбе Федора Михайловича и, успокоив самого больного, сообщил ей, что болезнь сделала зловещие успехи и что в своем теперешнем состоянии эмфизема может угрожать жизни. Мелкие сосуды легких стали до того тонки и хрупки, что от физического усилия или душевного волнения может произойти их разрыв. Следовало всячески избегать таких напряжений организма.
В 1880 году Достоевский у цели своего пути. Он достиг восторженного признания, небывалого влияния, всенародной славы. Год окончания «Братьев Карамазовых» и «Речи о Пушкине» возводит его в сан одного из величайших русских художников-мыслителей. Жизненная цель, высказанная во флорентийском письме к Майкову 1868 года: «написать… да хоть бы и умереть — весь выскажусь», — в основном достигнута. Он по-прежнему еще охвачен великими замыслами, творческими планами, как и его любимейший поэт, о котором с такой восторженной любовью он говорил 8 июня 1880 года: «Пушкин умер в полном развитии своих сил и, бесспорно, унес с собою в гроб некоторую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем». Так и он унес с собою в гроб тайну грандиозно задуманного второго романа о «Карамазовых». Не прошло и трех месяцев с окончания первого тома великой эпопеи, как Достоевского не стало.
В последнюю эпоху своей жизни мастер романа любил читать вслух стихи Огарева, которые произносил с восторгом и надеждой:
Чтоб вышла мне по воле рока
И жизнь, и скорбь, и смерть пророка.
Дать на склоне лет своему народу хронику «Карамазовых» и «Речь о Пушкине» означало поистине осуществить призвание великого мыслителя-художника. В этом смысле эпилог жизни Достоевского как бы соответствует лучшим из его знаменитых страниц.
Но бездушная эпоха «войны всех против всех» омрачила его конец своими темными вожделениями. Наследство Куманиных, тяготевшее долгие годы над Достоевским семейными раздорами и взаимными обвинениями, нанесло ему в январе 1881 года свой последний удар, на этот раз смертельный.
По особому распоряжению покойной тетки о ее земельном имуществе Достоевский в январе 1881 года был введен во владение частью ее рязанского имения размером в 500 десятин под условием выплаты денежных сумм своим сестрам, не участвовавшим в этом разделе.
Это и приводит к печальной развязке. К Достоевскому приезжает из Москвы его любимая сестра Вера Михайловна Иванова с просьбой предоставить сонаследницам вместо денег землю, то есть отказаться в пользу сестер от своей доли в рязанском имении.
По рассказу дочери романиста, 26 января у них за обедом произошел деловой разговор между братом и сестрой. Речь шла о куманинском наследстве. Объяснение становилось возбужденным. Достоевский встал из-за стола и ушел в кабинет. Здесь у него из горла хлынула кровь, но это длилось недолго. Он постарался успокоить родных и показывал детям подписной лист на журнал «Осколки» с юмористическими рисунками и стихами. Перед вечером приехал домашний врач Достоевских. От выстукивания груди хлынула кровь, и Федор Михайлович потерял сознание. Придя в себя, он простился со всеми родными и, отослав детей, благодарил Анну Григорьевну за счастье, которое она принесла ему.
