Пётр Фурса - Мачты и трюмы Российского флота
В речи начальника политотдела слово “аморально” прозвучало никак не меньше десяти раз, что резало мой слух с силой неразношенных флотских ботинок. “Болезненно реагируя на критику”, и допустив недопустимую несдержанность, я, в свою очередь, спросил разносившего меня принципиального коммуниста:
– Товарищ капитан второго ранга, у вас есть семья?
– Да, у меня семья есть, – не ожидая ничего неожиданного ответил Тюленев.
– А разве не аморально то, что вы е... трахаете библиотекаршу из дома офицеров?!
И вот тут произошло то, что на флоте называется “монтана, конец всему, и вилы в бок...” Воспитатель, почернев лицом, под устремленными на него взглядами офицеров штаба, резво ускакал из кают-компании. Взгляды политотдела были устремлены на меня, так беспардонно нарушившего военную субординацию. Следствием данного инцидента было то, что за два последующих года нашей совместной службы, я никогда не подвергался критике и воспитательным мерам со стороны старшего политического начальника. И домой во Владивосток я ездил регулярно, пока там жила моя семья.
Вспомнив эту историю, я рискнул уйти в театр, за что утром следующего дня был разнесен комбригом в пух и прах за нерадение к службе и странную для офицера любовь к искусству.
В соответствии с планом, ценной невероятных усилий всех категорий личного состава, корабль “Гордый” был подготовлен к выполнению задач в длительном плавании, и в назначенный день и час убыл из Союза. По итогам боевой службы он был оценен на “отлично”. Что и требовалось доказать.
XXXЖизнь продолжается, идет строевым шагом, хромает, обрывается неожиданно, возрождается в наших потомках, преподносит сюрпризы, наносит травмы на лица и другие части тела. На кораблях и в частях подобное происходит довольно часто, так как сверхнасыщенность военных объектов военной техникой, аппаратурой, электросистемами и другими травмирующими факторами, просто не может не травмировать личный состав. Но весь советский народ знает о подобных особенностях военной службы. Поэтому речь пойдет не о них. Всем известны так же и живучие на флоте преступления против личности в воинских коллективах, называемые в отчетах о проделанной политико-воспитательной работе, как НЕУСТАВНЫЕ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ. Это значит, что подобные взаимоотношения между военнослужащими не предусмотрены воинскими уставами. Мордобой среди мирного гражданского люда так же не предусмотрен уголовным кодексом. Но, несмотря на то, что Уставы ВС СССР и Уголовный кодекс Союза утверждены президиумом Верховного Совета, эти документы имеют совершенно разную силу законодательных последствий для граждан, нарушающих положения этих руководящих папирусов. Если вам придет в голову залепить оплеуху первому встречному на улице, то результатом сей агрессивной акции будет ваше личное водворение в Матросскую тишину или Ленинградские “Кресты”. Если же подобная идея посетит голову двадцатилетнего балбеса на корабле и, осуществленная, не повлечет за собой тяжелых последствий, то максимальное наказание, которое грозит нарушителю закона, не превысит десяти суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптической вахте. Да и то не чаще пяти процентов всех случаев творимых безобразий. Это ведь не драка, не избиение младшего по сроку службы, не грабеж, не издевательство, не садизм... Это просто “ДЕДОВЩИНА” в армии и “ГОДКОВГЩИНА” на флоте, это просто “УРОДЛИВОЕ ЯВЛЕНИЕ”, с которым нас призывают бороться со всех трибун все категории руководителей партии и правительства, все военные руководители от ефрейтора до маршала, все военные прокуроры и политические отделы.
Матросы третьего года службы на флоте именуют себя ГОДКАМИ, но, мне кажется, более приемлемым в данном случае названием было бы слово ГАДКИ, как производное от слова ГАД. Так вот, эти гады несут ответственность за свои преступления не чаще, чем в пяти процентах всех возникающих случаев. Однако, офицер любого ранга от лейтенанта до командира корабля, всегда “будет растерзан, избит и распят” не “за то, что в руках у него молоткастый и серпастый”, а из-за отсутствия такового. Это, конечно, правильно, если касается боевой готовности или внутреннего порядка в подразделении того же офицера, если положение дел на том же корабле не позволяет выполнить боевую задачу. За подобное командир и должен быть “распят”. Но на то ему и власть командирская дана. На то он и присягу принимал. Но почему офицеру должны задерживать звание, отодвигать очередь на квартиру, лишать продвижения по службе, снимать с должности и уничтожать его морально за преступления, творимыми совершеннолетними скотами в погонах? Ведь каждый, поднимающий руку на своего собрата, знает, что совершает преступление, знает законы о воинских преступлениях, доводимые до каждого военнослужащего под роспись с прибытием на корабль последнего. Каждый знает все! Но годок знает и то, что никакой ответственности он не понесет в 95 процентах случаев. Следствие безответственности и беззакония – жестокость по отношению к младшим товарищам, трагедии, слезы солдатских матерей и сломанные судьбы зачастую очень и очень толковых офицеров.
Защищая себя, свою семью и будущее, командир любого ранга вынужден скрывать от всех руководящих органов истинное положение вещей в своей епархии: командир боевой части скрывает “грубые проступки" от командира корабля; командир корабля – от командира соединения; тот – от вышестоящего начальника... И так вплоть до министра обороны, до правительства, которое, в свою очередь, скрывает положение дел в стране от собственного народа, из которого формируются ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ. За воинские преступления могут быть наказаны все, даже правительство, оставив в стороне от порки непосредственного виновника.
Итак, одна из причин ГОДКОВЩИНЫ – безответственность непосредственно виновных в ней. Существуют еще тысячи причин, исследованию которых посвящены огромные труды психологов, социологов и прочих ГОВ... В каждом случае причины разные. Однако, сгруппировав их под общим заголовком, можно выделить всего несколько: тяжелейшие условия службы, неустроенность быта военных спецов, круговая порука среди всех слоев нашего общества, идеология вседозволенности верхам и бесправие находящихся внизу, победные фанфары при отсутствии побед и слабое психическое здоровье приходящих на военную службу.
На корабле обращающиеся за медицинской помощью даже по поводу незначительной царапины матросы обязательно заносятся доктором в медицинский кондуит, фиксируются в “карточке учета травматического повреждения”, к тому же пишут “объяснительную записку” с изложением причин и обстоятельств полученной травмы. При условии добросовестности корабельного врача, конечно. На вечернем докладе полный список пострадавших и больных обязательно доводится до сведения командира. Умный бюрократ от медицины обязательно должен потребовать автограф командира на вышеуказанный список, так как отсутствие такового может привести к нежелательным последствиям для эскулапа. Тем более, что врач не несет ответственности за битые и сломанные челюсти, а токмо за оказание медицинской помощи пострадавшим.
