Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙII
Илья Накагава пишет, что в его округе, в Эбисима особенно, возбудилась сильная ненависть против христианства, даже общество составилось защитников буддизма против христианства; но это–де только признак, что Христово учение начинает глубже занимать народное внимание; в противовес, немало язычников, которые, еще не зная христианства, становятся защитниками его против злобных нападений.
Жена о. Игнатия Мукояма, Лукия, пишет, что во время переправки их имущества из Такасаки в Окаяма из коробов украдено все платье. Жалуются, но едва ли разыщут. Завтра послать 10 ен помощи.
После обеда был в Посольстве, чтобы отдать визит вновь прибывшему секретарю Александру Сергеевичу Сомову. Человек, по–видимому, очень хороший; жаль только, что женился на немке–австриячке, католичке, и по–русски не говорящей.
Пред литургией сегодня крещено десять человек.
30 сентября/12 октября 1896. Понедельник.
В девять часов оставил перевод и уехал в Иокохаму разменять и сдать в банк деньги, из казны пришедшие на первое полугодие 1897 года. В Hand Sh. Bank’e размен оказался на 60 долларов больше, чем в Chartered, и потому в первый сдал, но тут же взял 10000, чтобы в Мацуи Банке, в Токио, положить на год на проценты, что и сделал по приезде в Токио. Дорогой познакомился с капитаном Генерального Штаба Владимиром Константиновичем Самойловым, присланным сюда изучать японский язык и знакомиться с военным состоянием Японии.
В Иокохаме поднимался я на Bluff, чтобы сделать визит полковнику Н. И. Янжулу, но застал его с семейством за завтраком, не захотел беспокоить и оставил карточки ему и жене.
Всенощную пред завтрашним праздником Покрова Пресвятой Богородицы служил о. Роман; на литию и величание выходили три священника — о. Павел Сато во главе. Певчие на правом клиросе под регентством Иннокентия Кису пели небрежно, иногда даже разнить начинали. Этому отсутствие Львовского заметно.
1/13 октября 1896. Вторник.
Праздник Покрова Пресвятой Богородицы.
Литургию совершали со мною оо. Савабе, Сато, Юкава и Циба. В Церкви, между прочим, была какая–то русская мать с дочерью и сыном; ушли прежде, чем я успел разоблачиться.
С половины девятого утра дождь рубит, ни на секунду не переставая, вот до половины десятого вечера.
Женское благотворительное общество наше праздновало сегодня десятилетие своего существования. В квартире Павла Накаи, секретаря общества, собрались члены; о. Павел Сато отслужил благодарственный молебен, о. Павел Савабе потом панихиду по умершим членам, как о. Анатолии, графине Ольге Евфимовне Путятиной и прочим. Более тысячи ен за десять лет прошло чрез руки Общества бедным — немало утерто слез. Благодарение Богу и за это!
2/14 октября 1896. Среда.
Третьего дня получил записку из Hand Sh. Bank’a, что мое «endorsement of the draft is not in order», и поэтому просят побыть в банке исправить. Поехал сегодня (кстати, чтобы и взять денег на завтрашнюю построечную расплату); оказывается: подписывая вексель и в то же время разговаривая с кассиром касательно размена ен, я в имени пропустил букву, написал «Niolas», что было причиною вызова. Урок: подписывая векселя, не разговаривать, иначе поплатишься тремя енами, как я сегодня, на дорогу в Иокохаму и обратно. Впрочем, погода была отличная, и прогуляться было приятно; убытка же для дела не произошло, ибо утренний перевод весь был кончен; поехал я в двенадцать и вернулся в половине четвертого.
3/15 октября 1896. Четверг.
О. Иов Мидзуяма из Исиномаки описывает кончину и погребение Стефана Оота; письмо отдано для напечатания в «Сейкёо Симпо». Стефан был человек замечательно благочестивый; будучи очень занят по службе в «Квайся» и разным делам, никогда не забывал ни утренней, ни вечерней молитвы, и вел себя совершенно по–христиански. Умирая, просил, чтобы похоронили его с соблюдением всего христианского обряда, даже чтобы диакона выписали из Токио, что и исполнено было: диакон Стефан Кугимия ездил на похороны.
Из Сидзуока Иоанн Огура, очень страдая от головной боли, просит помолиться за него. Пошли ему, Господи, облегчение!
4/16 октября 1896. Пятница.
Павел Сайто из Батоо пишет, что в похоронах воина Кирилла Хоси с о. Титом участвовали бонзы и каннуси, но что об этом подробно сам о. Тит напишет. Интересно! Впрочем, так как похороны были общественные, служили выражением патриотических чувств местного населения, почти сплошь еще язычествующего, и предприняты были по инициативе властей — тоже язычников, то присутствию бонз и каннуси удивляться нечего; только, вероятно, они были зрителями, исполнителем же — один о. Тит. Письма его о сем еще нет.
Что за неодолимые трудности для перевода в первой и второй главе Послания к Колоссянам! Вчера и сегодня мы бились до упаду, дошли до девятого стиха второй главы, и на душе прескверно, ибо перевод не удовлетворителен до крайности! Точно золотую цепь неподражаемого искусства невежественно и святотатственно разрубили на малые безобразные кусочки!
5/17 октября 1896. Суббота.
Японский гражданский праздник осенней жатвы; классов не было, и мы с Накаем не переводили, — Из России получен ящик с литографическими иконами Божией Матери для молелен и домов — литография Троице–Сергиевой Лавры.
По более подробному описанию похорон Кирилла Хоси, в Бато, полученному сегодня, оказывается, что участие бонз и каннуси в погребении состояло в том, что они прочитали свои патриотические приветствия душе воина Хоси.
О. Борис Ямамура вторично пишет, что Симотомае, в Фукуока, несмотря на то, что уговаривали его два дня, никак не согласился примириться со своим приемышем Моисеем, катихизатором в Саппоро, сыном о. Тимофея Хориу, находит его недостойным приемства, разрывает с ним на этот пункт; но согласен усыновить его сына, ныне еще младенца, и сделать его своим приемышем и продолжателем рода Симотомаев, если Моисей отдаст своего сына для сего, а сам добровольно откажется от приемства и фамилии Симотомае, то он — отец, старый Симотомае (тоже по имени Моисей), — пошлет к нему жену. О. Борис спрашивает, если катихизатор Моисей Симотомае согласится на отчуждение его усыновления и таким образом примет на себя позор пред всеми знающими его (ибо быть выключенным из дома, в который вошел будущим хозяином, действительно позор), то не будет ли это вместе и отчуждением от катихизаторского служения? Просит скоро ответа. Зная старого Симотомае за человека взбаламошного, своенравного и капризного (он когда–то учился здесь в Катихизаторской школе, куда явился странно и вел себя так, что был посмешищем для всех) и до сих пор не имея никакого ясного представления, за что собственно не возлюбил он своего приемыша, которого жена его, дочь старого, любит, я не усомнился тотчас же ответить, что отчужденный от преемства Моисей, будет уже Хориу, может оставаться тем же катихизатором, каким состоял доселе и будет всегда служителем Церкви, лишь бы вел себя достойно сего звания. (Он пил и ленился, но о. Николай Сакураи уверяет, что больше не будет сего; Моисей дал подписку более ни капли в рот не брать). Сильной же привычки пить у него не могло образоваться уже потому, что скудное катихизаторское жалованье не позволяет сего; долгов же за ним не слышно; значит, во всяком случае, он не пьяница.
