Павел Анненков - Материалы для биографии А. С. Пушкина
«В «Благонамеренном» читал я, что в каком-то ученом обществе читали твой «Фонтан» еще до напечатания (на что это похоже?) и что в П<етер>бурге ходят тысячи списков с него. Кто ж после будет покупать? Я на совести грека не имею и проч.».
Ни я. Но мне скажут: а какое тебе дело? Ведь ты взял свои 3000 р., а там хоть трава не расти. Все так, но жаль, если книгопродавцы, в первый раз поступившие по-европейски, обдернутся и останутся внакладе; да вперед невозможно и мне будет продавать себя с барышом. Таким образом, обязан я про все, друзьям моей славы – ч<ерт> их возьми и с нею! Тут смотри как бы (с голоду не околеть), а они кричат слава! Видишь, душа моя, мне на всех вас досадно. Требую от тебя одного – напиши мне, как «Фонтан» расходится, или запишусь в гр<афы> Х<востов>ы и сам раскуплю половину издания»{823}. – Вот второй выговор: «… были бы деньги, а где мне их взять? Что до славы, то ею мудрено довольствоваться… Слава льстить может какому-нибудь В. К<озло>ву, которому льстят и петербургские знакомства, а человек немного порядочный презирает и тех, и других. Mais pourquoi chantaistu? (Но почему ты пел? (франц.). – Ред.) На сей вопрос Ламартина отвечаю: я пел, как булочник печет, портной шьет, К<озло>в пишет, лекарь морит – за деньги!.. Пл<етне>в пишет мне, что «Бахчисарайский фонтан» у всех в руках. Благодарю вас, друзья мои, за ваше милостивое попечение о моей славе!.. Остается узнать, раскупится ли хоть один экземпляр печатный теми, у которых есть полные рукописи, но это безделица. Поэт не должен думать о своем пропитании, а должен, как Кор<нилови>ч, писать, с надеждою сорвать улыбку прекрасного пола!..»{824} Та же, впрочем, история повторилась и с «Цыганами», со 11-й главой «Онегина» и со многими другими произведениями поэта и опять вызвала словесные и письменные укоры его. Пушкин никак не мог понять, что мудрено было удержать в секрете новинку, вышедшую из-под пера его, как только попадалась она в чьи-либо руки
178
Темный намек на нее заключает одно стихотворение В. Туманского, которое мы нашли а альманахе «Северная лира» на 1827 <г.>, изд. гг. Раича и Ознобишина. Стихотворение имеет такое оглавление: «На кончину Р…. Сонет. Посвящ. А.С. Пушкину». Выписываем первые стихи сонета:
Ты на земле была любви подруга:
Твои уста дышали слаще роз,
В живых очах, не созданных для слез,
Горела страсть, блистало небо Юга.
В конце сонета является пометка: «Одесса, Июль, 1825»{825}
179
Господину Дау (англ.). – Ред.
180
Но как он вздрогнул, как воспрянул,
Когда пред ним внезапно грянул
Упадший гром! и проч.
181
Точки заменяют и не дописанные Пушкиным, и не разобранные нами стихи
182
Мысль этого стихотворения воспроизведена была потом в антологической пьесе «Рифма», принадлежащей уже к 1830 году.
183
Известны эпиграммы Пушкина на «Вестник Европы», которыми утешал он самого себя и людей, задетых суждением журнала{826}, но это еще не полный пример страстного увлечения в споре. Сам «Вестник Европы» великодушно перепечатал из «Сына отечества» (1820, № 2) послание к себе, где первые два стиха содержат резкое обращение в лицу, едва прикрытое литературным оборотом{827}. Послание принадлежало перу одного из почетнейших наших писателей и остается примером полемических уклонений. Мы уже об нем упоминали. Кроме стихов, Пушкин написал еще целую довольно большую статью в прозе против направления журнала, напечатанную в «Северных цветах» на 1830 год под названием «Отрывок из литературных летописей». Она не вошла в последнее посмертное собрание его сочинений 1838–41 (гг.) по правилу, принятому тогда, исключать все полемические статьи, рожденные современными спорами, правилу, которого и настоящее издание придерживается. Замечательно, однако ж, что посмертное издание, собрав эпиграммы Пушкина, касавшиеся «Вестника Европы», откинуло все, к нему не относившиеся, каковы две напечатанные в альманахе «Денница» (1831){828}, одна в журнале «Московский наблюдатель» (1836, том VII) под названием «Синоним: Гостиная, Салон{829}, одна в «Антологии» М. Яковлева 1828 года под названием «Русскому Икару» и проч.{830} Этим нарушалась верность принятой системе.
184
Правописание журнала сохранено в выписках наших
185
Настоящий недостаток поэмы состоял в двойственности ее плана, и это было замечено тогда же критиком, написавшим «Обозрение литературы» в альманахе «Денница» на 1831 год{831}. Всю историю любви Марии считал он отдельной поэмой, которая вредит впечатлению, оставляемому настоящей исторической поэмой. К этому можно прибавить, что в подобных случаях недостаток чувствуется тем сильнее, чем ярче и превосходнее краски эпизода, поднятого на высоту, ему не свойственную. Пушкин сам показал в «Медном всаднике» пример, как должно вводить в историческую раму частное лицо и событие
186
Может быть, к этому времени относятся следующее неизданное восьмистишие Пушкина:
Я думал, сердце позабыло
Способность легкую страдать.
Я говорил: «Тому, что было.
Уж не бывать, уж не бывать!
* * *
Прошли любовные печали,
Смирились легкие мечты…»
Но вот опять затрепетали
Пред мощной властью красоты!.{832}
187
по когтям узнают льва (лат.). – Ред.
Выписываем здесь эту шутку, которая, впрочем, относится к началу 1828 года, а не к концу его, в котором мы находимся. Любопытно, как добродушно высказывалось веселое расположение духа в поэте.
Послание к В<еликопольскому>, сочинителю «Сатиры на игроков».
Так элегическую лиру
Ты променял, наш моралист,
На благочинную сатиру?
Хвалю поэта – дельно миру!
Ему полезен розги свист.
Мне жалок очень твой Арист.
С каким усердьем он <молился>
И как несчастливо играл!
Вот молодежь: погорячился,
Продулся весь и так пропал!
Дамон твой человек ужасный.
Забудь его опасный дом,
Где, впрочем, сознаюся в том,
Мой друг, ты вел себя прекрасно:
Ты никому там не мешал,
Эраста нежно утешал,
Давал полезные советы
И ни рубля не проиграл.
Люблю; вот каковы поэты!
А то, уча безумный свет,
Порой грешит и проповедник.
Послушай, Персиев наследник,
Рассказ мой:
Некто мой сосед,
В томленьях благородной жажды,
Хлебнув кастальских вод бокал,
На игроков, как ты, однажды
Сатиру злую написал.
И другу с жаром прочитал.
Ему в ответ его приятель
Взял карты, молча стасовал,
Дал снять, и нравственный писатель
Всю ночь, увы, понтировал!
Тебе знаком ли сей проказник?
Но встреча с ним была б мне праздник:
Я с ним готов всю ночь не спать,
И до полдневного сиянья
Читать моральные посланья
И проигрыш его писать{833}.
Послание относилось к г. Великопольскому, издавшему в Москве в 1828 году книжку «К Эрасту, сатира на игроков»
