Александр Бабореко - Бунин. Жизнеописание
Память, которую оставил по себе Есенин как человек, далеко не светла. И то, что есть теперь люди, которые называют ее светлой, — великий позор нашего времени» [1079].
По-русски «Воспоминания» вышли в издательстве «Возрождение» в Париже в начале сентября 1950 года, к юбилею Бунина. Девятого сентября прислали экземпляры автору, и он читал.
С бесцеремонностью людей, далеких от литературы и чуждых нормам литературной этики, отозвалась о «Воспоминаниях» П. Степанова в «Возрождении» (1951, тетрадь 14, март — апрель), которое редактировал ее муж С. П. Мельгунов. Бунин ответил на эти нападки заметкой «Милые выдумки» в «Новом русском слове» (Нью-Йорк, 1951, 13 мая). Статейка П. Степановой, пишет Бунин, начинается так: «Они (эти „Воспоминания“) написаны, конечно, с большим мастерством и читаются с огромным интересом», но, продолжает он, «в большой просак попала госпожа П. Степанова, благодаря той на редкость злобной запальчивости, с которой (совершенно непостижимо, почему и зачем?) ей взбрело в голову кинуться на меня: не только в пух и прах разнести мои литературные воспоминания, оклеветать их, — я будто бы ни единого доброго слова не сказал ни об одном из писателей, современных мне, — я, который с такой сердечностью и даже с восторгом помянул Гаршина, Короленко, Чехова, Эртеля, Куприна (времени расцвета его таланта), — но и унизиться до позорной выдумки политической» — о том, что Бунин будто бы «вхож» в советское посольство.
В 16-й тетради «Возрождения» Степанова-Мельгунова поместила несколько слов о Бунине — возражения на его «Милые выдумки» в том же роде, как она писала раньше. Мельгунов и его жена, писал Бунин Алданову, «все еще подло, дико лгут, будто я „вел переговоры“ на счет возвращения моего в Россию с высшими чинами большевиков в Париже. Нет, я никогда не вел. Мне предлагали самым бесстыдным образом золотые горы за это возвращение, но я их послал к черту категорически» [1080]. Бунин намерен был советоваться с В. А. Маклаковым — общественным деятелем и адвокатом, — как привлечь ее и ее мужа к суду.
Он писал в статье «К моим „Воспоминаниям“», что его чернили уже несколько лет. «В. Зеелер выдумал и напечатал в „Русской мысли“ с год тому назад (9 марта 1951 года. — А. Б.) нечто довольно удивительное обо мне и о Чехове: я будто бы в самом гнусном виде изобразил когда-то Чехова (будто бы идущего под зонтом и со свечой в руке в отхожее место) и напечатал эти гнусности в „Современных записках“. Я, конечно, ничего подобного никогда не изображал и не печатал, но нелепая ложь Зеелера была и есть вполне законна в том потоке лжи, которой целых три года, при безмолвном соучастии Зайцева, старалась опозорить меня „Русская мысль“, начав со лжи о том, будто я совершил „сальто-мортале“ к большевикам. А потом клеветать на меня в том же роде усердно принялась госпожа Степанова „в тетрадях“ „Возрождения“ <…> В конце концов я уж готов был „покаяться“ перед Зеелером и Степановой и просить их о „высшей мере наказания“ для меня, но тут меня спас шестой выпуск новой „советской“ энциклопедии, где сказано, что я одержим совершенно бешеной ненавистью к советскому союзу» (так в автографе — с малых букв. — А. К)[1081]. Бунин назвал Зеелера «Гориллой» в письме к Вейнбауму (20 марта 1951 года).
О «Воспоминаниях» Алданов писал Бунину 9 октября 1950 года:
«…Впечатление чрезвычайно сильное. Книга бесстрашная — и страшная. Написана она с огромной силой» [1082].
Бунин писал в 1925 году: «И не знаменательно ли, что нынешнему падению России, социальному, политическому и всякому прочему, не только сопутствует, но задолго предшествовал упадок ее литературы, когда всякое непотребство стало называться дерзанием, а глупость и истеричность — священным безумием…»
Адамович в статье «Бунин — обличитель» говорит о его «стойкости в сопротивлении надвигавшемуся помрачению литературы и искусства» [1083].
Иван Алексеевич подарил «Воспоминания» княгине Шаховской, надписав: «Дорогая Зинаида Алексеевна, когда Ваше Сиятельство будете писать свои воспоминания, не браните нас так, как я тут бранюсь. Иван Бунин. 27. 10. 1950».
В конце августа и в начале сентября 1950 года Бунин лежал в клинике. Решился он отдать себя в руки врачей только после долгих уговоров. Болезни он переносил с большим терпением, но к решительным средствам — к переливанию крови, к операции — относился с недоверием и страхом.
Сейчас необходима была операция предстательной железы, для чего следовало, пишет Вера Николаевна 1 сентября 1950 года, «готовить несколько дней. Это мучительно, приходится делать уколы морфия. Временами Ян страдает нестерпимо». Его отвезли «в госпиталь к католикам» 28 августа; ухаживали монахи.
Оперировал профессор Дюфур 4 сентября. Доктор В. М. Зёрнов, лечивший Бунина, писал 5 октября 1977 года из Швейцарии:
«Ивану Алексеевичу делал операцию доктор Andre Dufour, крупный парижский уролог, родившийся в Петербурге, его отец был преподавателем французского языка в одном из петербургских учебных заведений, и доктор Дюфур прекрасно говорил по-русски».
Боли были нестерпимые, но Иван Алексеевич, по словам жены, проявил присутствие духа. Операция много стоила. Вера Николаевна заняла у Кодрянских тридцать тысяч франков. Долг — сто тысяч.
Бунин вернулся домой 20 сентября слабый и худой, по выражению Веры Николаевны, «как голодающий индус <…> Мы надеемся, — пишет она 2 октября 1950 года Т. Д. Логиновой-Муравьевой, — что Князь окрепнет ко дню своего восьмидесятилетия, которое будет ровно через три недели, то есть 23 октября» [1084].
Бунин не любил отмечать дни рождения, с наступлением знаменательной даты делал вид, что этот день как все другие — самый обычный. Он говорил: вот и еще год миновал. А теперь еще здоровье недостаточно окрепло, и он не мог бы присутствовать на публичном чествовании. Отмечали 80-летний юбилей на дому.
От французов, сообщает Н. В. Кодрянская, был создан комитет: «Comité pour célebrer le quatrevingtième anniversaire de l’écrivain Ivan Bounine»[1085] [1086].
В Америке романистка Пэрл Бак «согласилась возглавить Комитет по чествованию И. А., но из этого ничего не вышло, — пишет А. Седых. — Не было ни публичного чествования, ни денег» [1087]. Иван Алексеевич хотя и огорчился этим, шутил: «…Мое 80-летие вышло просто замечательно! Визгу много, а щетины — на грош! — как говорили на ярмарках про свиней самой низкой породы <…> Если бы я не продал в Америку и тут, Calman-Levy, мои „Воспоминания“, пришлось бы Вере Николаевне на улице милостынку просить» [1088].
