Владимир Герлах - Изменник
Были партизаны сильны и смелы и стала река Сонь границей между Шубером с его солдатами и полицейскими, и дядей Ваней с партизанами… рабство и свобода, колхозники с радостью подчинились дяде Ване, свой был человек беспартийный, который включился в Освободительную Отечественную войну. О коммунизме, Советской власти, колхозном строе говорил тихо, вскользь, нехотя… бил в самую точку, по самому чувствительному месту замученного бесхитростного народа! И он и коммунисты, которые его окружали, обещали, что все образуется и будет так, как пожелают потомки славных войск Александра Невского, Пожарского, Суворова и Кутузова… тронули за самое болезненное место, национальную гордость! Вспомнили, вдруг, древние знамена простреленные стрелами, пулями и ядрами, подвиги русского человека. Прозрачно указали на то, что современные русские люди были не хуже их славных предков, разбивших немцев на Чудском озере, поляков в Москве, взявших Берлин у великого Фридриха, бивших Наполеона в Альпах и окончательно уничтоживших 20 народов оккупантов совсем близко отсюда на Березине! Как же было устоять, слушая такие намеки! Торопились доказать, что были ничуть не хуже этих чудо богатырей и доказывали, очень даже просто и легко, с улыбкой умирая за родину! Удивляли и ужасали немцев своим презрением к смерти, улыбаясь шли на казнь и говорили, что умирали за Сталина! Его, вдруг, полюбили, решив, что он перестал быть большевиком, раз его комиссары замолчали о коммунистических достижениях, о своих пятилетках, загибах и перегибах! Будто он вдруг стал выше всей советчины и воплотил в себе сразу всех: и Невского, и Суворова и Кутузова… И в церквах попы снова завопили с разрешения и поощрения раскаявшегося в своих грехах Иосифа Виссарионовича Сталина, замахали новыми кадилами, зачадили до дурноты ладаном, возглашая многие лета христолюбимому воинству и его вождю Сталину! Совсем как раньше, и выходило, что врал Галанин, а может быть и сам, бедняга, ошибался, решив с помощью немцев уничтожить коммунистов! В то время как они сами себя уничтожили, совсем тихие смирные и добрые стали!
***Постепенно приходила в себя и Вера Котлярова, после безумных все уничтожающих объятий Галанина! Перестала бредить по ночам по его ласкам и поцелуям… наступила прохладная осень, принесла с собой холодок туманных утренних зорь и с ним спокойствие пытливого ума, который снова начал брать верх над горячей ненасытной плотью! Помог ей Майор Шубер, сам того не подозревая. Однажды, что бы доказать свою благосклонность, позвал ее в комендатуру, вынул из папки отпечатанную по-немецки бумагу, свернул ее вчетверо: «Когда придете домой, прочтите! Галанин писал мне о своих затруднениях… С его стороны, как он вам, наверное, сам писал, все в порядке! Что же касается вас, у вас трудно! Так вот! я своей властью коменданта все эти препятствия устранил! Не благодарите! все это пустяки и для вас я готов сделать все возможное и… невозможное!»
У себя в комнате у открытого окна, в которое лезли ветви яблони, согнувшиеся под тяжестью пахучих спелых плодов, прочла бумажку, подписанную Шубером… перечла ее два раза пока не поняла и не задохнулась от возмущения и стыда… Казенными сухими фразами майор Шубер удостоверял, что девица Вера Котлярова… дочь такого-то и такой-то… была действительно немецкого происхождения… фольксдойче… и в этом несуразном немецком слове было оскорбление и одновременно высокомерное снисхождение! Теперь ей стали ясны намеки в письмах Галанина и улыбка коменданта города! Шубер был согласен на ее брак с Галаниным но при условии, если она отречется от своей принадлежности к великому русскому народу… Галанин согласился оформить их связь, только если она станет в глазах его немцев немкой! Только теперь она все поняла… и точно пелена упала с ее глаз…
Она схватила карточку Галанина, всмотрелась в, как будто, чужое лицо! Ну, конечно, это был немец! Умный, храбрый, красивый, но нерусский. В немецкой форме с немецким железным крестом! Лицо такое же надменное и снисходительное, как, например, у Шубера! Она вдруг вспомнила о его ласках и своих безумствах и покраснела до слез… старалась в отчаянии оправдать себя тем, что любила русского, а не немца и, к своему ужасу, должна была признать, что не в этом было дело, что стоит ему даже сейчас войти, взять ее за руку и она ему снова немедленно подчинится и отдастся!
Какое счастье, что его не было здесь, теперь, вдали она сможет от него избавиться! Медленно с усилием, как будто это была не бумага, а кусок панцерной стали, она разорвала удостоверение Шубера на мелкие куски, выбросила за окно и смотрела как прохладный осенний ветер подхватил, закрутил, рассыпал по двору мелкие обрывки и погнал их дальше в открытые ворота, куда с мычанием входила радостная корова подгоняемая тетей Маней! Стало легко и радостно! Точно вместе с этим удостоверением она выбросила за окно все то ненужное и грязное, что мучило ее с тех пор как она подчинилась непонятному наваждению…
Сорвав с ветки яблони большое красное яблоко, она укусила его сочную сладкую мякоть, ела с наслаждением, зажмурив глаза… «Русское яблоко! я ем русское яблоко! и я не немка, а русская! я люблю и уважаю всех русских и ненавижу вас всех, немцы, и вас Шубер и вас… Галанин! да! ненавижу и презираю!» Тряхнув своими золотыми кудрями, они стала снова прежней чистой и холодной Верой!
О своем намерении порвать с Галаниным она сообщила тете Мане, которая с радостью перекрестилась! Потому что всегда надеялась, что рано или поздно, Вера и Ваня помирятся и снова будут вместе… От Вани давно не было вестей и вот, однажды, в окно кто то потихоньку постучал, потом Аверьян просунул свою голову между ветвями яблони и напугал Веру своими таинственными косыми глазами… долго шепотом объяснял, ходил вокруг да около, пока не сказал о причине своего посещения: пришел он из Лугового, принес поклон и записочку от командира партизанского отряда дяди Вани, который оказался старым знакомцем… Иваном Петровичем Холматовым! Исчез Аверьян также внезапно как появился, а в записочке, которую развернула прибежавшая, тетя Маня и прочла с трудом разбирая знакомый почерк сквозь пелену слез, было написано: «Шлю вам всем, а в особенности Вере, мои наилучшие пожелания! Ваш любящий Ваня!» Коротко и ясно! Тут уже совсем отчетливо была видна рука Господа! Эта рука перстом указывала, где надо было искать счастье Веры! На другое утро Вера написала длинное письмо Галанину… Просила его все забыть оставить ее в покое! Написала даже, что никогда его не любила и ошибалась в своем чувстве… тетя Маня тоже добавила несколько строчек… Христом Богом просила оставить в покое Веру, город и район!
