Эдуард Скляров - Записки бывшего милиционера
А в это время в доме, где оставались Тарасик и Володя, появился отец девяти детей. Первый его вопрос был: «Кто такие?» На что в ответ вполне естественно прозвучало: «А ты кто такой?» так как, по рассказам хозяйки, муж был в бегах. Несколько минут обоюдного молчания, после чего мужик решительно встал, ещё более решительно протянул руку и представился: «Я — Фёдор Кряжев, отец этих детей». Затем повернулся и ушёл.
Ночевали в клубе «с комфортом», спали на толстых подшивках газет.
15.07.1984. Подъём в 8.00, утренний моцион, горячий чай. В густом тумане совершили переход до пристани. Так в тумане и сфотографировали по пути живописную церквушку в Большой Нисогоре.
Ожидая теплоход и рассчитывая на русскую «точность», начали разжигать костёр на берегу недалеко от борта танкера с ГСМ, чем вызвали сильный переполох у всей команды, которая с криками отогнала нас прочь. Но мы всё-таки разожгли костёр в сторонке. Но надежды на русскую «точность» не оправдались — «Зарница» подошла точно в срок.
Добрались до деревни Кельмчегоры, высадились и прошли две деревни пешком, остановились у колодца с журавлём и уселись отдохнуть. Тут-то мне и пришла в голову мысль о дневнике путешествия. В результате появился этот опус, который мы писали по очереди под общую диктовку.
Здесь же опять представилась возможность познакомиться с местным жителем в лице хронического алкоголика с отёкшей и заросшей «фотографией», торчащими во все стороны волосами, с видом, как будто его переехал трактор. Он не переставая, как попугай повторял свою, видимо, любимую пословицу: «У кого глотка большая и ржавая, у того на опохмелку и для промывания не остаётся», — и при этом ухитрился проинформировать нас, что послал своего друга за 15 километров за «горючим» и ждёт его с нетерпением.
Здесь же попытались купить у местных жителей картошку, но нам её дали бесплатно.
В 14.00 уселись на «Зарницу», добрались на ней до деревни Юромы, которую мы обозвали Юрмалой, имея в виду известный прибалтийский курорт. В «Юрмале» нас должен был ждать единственный на всё лешуконское побережье Мезени участковый инспектор Анатолий Дмитриевич Окулов. С трудом пройдя по нечистотам, которыми были обложены все улицы, добрались до его дома, где вместо долгожданного приюта с банькой и обедом нас встретила молодая, худая, истеричная жена участкового, на все наши вопросы отвечающая визгливым голосом «уехал», «не знаю, когда вернётся», одновременно ругая и затыкая рты своим мальцам, пытавшимся, по своей неопытности, сказать, где прячется от нас их папа. На вопрос: «Где можно достать хлеба?» — от неё был один ответ: «Не знаю». Таким приёмом мы были огорошены, тем более что у нас не осталось продуктов и мы простодушно рассчитывали на помощь участкового. Пекарня, в которую отослала нас жена участкового, оказалась закрытой, о чём она отлично знала. Несолоно хлебавши в раздумье мы отправились на берег и тут набрели на молодого мужичка с толстым пузом, который, видимо, представлял местную знать. Долго он водил нас по домам в поисках продавцов, чтобы можно было отовариться продуктами. Так никого и не нашли. Просто удивительно, как в деревне с двумя десятками домов, где всё на виду, можно так хорошо спрятаться. Пришлось взывать к помощи населения, которое, в лице местного старичка, с удовольствием и бесплатно дало нам хлеба и картошки.
Коварство участкового толкнуло нас на подвиг — идти пешком до Кесломы. Путь — 17 километров. Прошли один и у деревни Некрасовки увидели катер «Путейский», который расставлял по реке новые бакены и шёл со стороны Кесломы. По поводу катера у нас родилась полуфантастическая идея — добраться на нём до Кесломы. Наш посланец (Николай) двинулся на разговор с бутылкой водки — и это решило всё. Мы тут же побежали на катер, помогли команде сбросить на своё прежнее место старый буй и погрузить новый — его ещё надо было привести в рабочее состояние, а команде не терпелось насладиться содержимым бутылки — и отправились в Кеслому. На борту нас угостили славной похлёбкой, чаем и с комфортом доставили до места.
Здесь мы закупили в магазине продукты и с этим добром отправились на местную достопримечательность — мельницу, вернее, на то, что от неё осталось. После обеда сфотографировались и на десерт открыли баночку, судя по этикетке, сливового компота. На самом деле банка была наполнена резаными яблоками.
Здесь же, в Кесломе, мы выяснили, что вчера прошли мимо интереснейшего старинного кладбища с множеством разных старинных огромных крестов в деревне Заозерье. Долго сожалели об этом. В этой деревне мы обратили внимание только на дома, фронтоны которых были ярко расписаны.
Лесом пошли на берег, где решили поставить палатку. По дороге набрали белых грибов. Причём набрали столько, что запретили себе смотреть по сторонам, так как грибы некуда было складывать. Сварили грибной суп, поужинали. Стемнело.
Спать улеглись в палатке под барабанный стук дождя, который шёл всю ночь, но палатка испытание выдержала.
16.07.1984. Встали в 6.00 по громогласной команде Николая. С большими усилиями развели костёр из мокрых веток, напились чая и решили идти пешком до деревни Палуги, которую мы обозвали Палангой. Пять километров до «Паланги» мы протопали довольно бодро за 50 минут, несмотря на наши тяжёлые рюкзаки. Деревушка оказалась довольно приятной, с удобной смотровой площадкой с горы на реку. На площадке стояли стулья из клуба, на которых мы и расположились. Поскольку где-то здесь должен был быть обетный крест с интересными аббревиатурами типа ДДДД («делать добро — дьяволу досада»), ББББ и другими, мы отправились на его поиски (как ни странно, Николай от поисков отказался) и нашли крест уже через 15 минут. Он стоял в часовенке с чисто вымытым полом. На кресте висели неношеные вещи: детские трусы, майки, женские головные платки и другие (всего 11 штук). Как потом мы узнали, на такой крест, согласно местному обычаю, вещи вешали родственники тяжело больных людей, чтобы они быстрее выздоравливали.
Во второй половине дня на «Зарнице» мы добрались до деревни Азаполье — первой деревни Мезенского района, где сразу же нашли Антонину Даниловну Шульгину, о которой нам сказал участковый Листов в Лешуконском РОВД (это его сестра). Выяснилось, что в Азаполье не осталось ни одной старой мельницы, а недавно сгорели и старинные амбары. Антонина Даниловна накормила нас варёной картошкой, напоила вкуснейшим чаем с шанежками. Потом, проходя по деревне, мы обратили внимание, что на многих домах прибито по две-четыре звёздочки. Это означало количество членов семьи, погибших на войне.
Племянник Шульгиной быстренько нашёл нам паренька (молодого учителя), согласившегося перевезти нас через реку в деревню Целегору. Перед нашим отъездом к Шульгиной явилась древняя старушка, которая старинным говором успела поведать нам, что раньше, до коллективизации, в Азаполье было двадцать ветряных мельниц, в каждом дворе был скот, мужики сами сеяли рожь, выращивали картофель, а теперь некому работать, а кто есть, работать не хочет, и на всю деревню теперь только две коровы. Вот такая стала жизнь.
