Борис Минаев - Ельцин
Знает ли Ельцин обо всем этом?
Не может не знать.
Перебегающие от одного центра власти к другому министры, прокуроры, вице-президент — лишь одна, внешняя сторона углубляющегося кризиса.
Гораздо хуже, что кризис двоевластия разрушает и экономику.
Верховный Совет утверждает инфляционный бюджет. Ельцин вносит в него поправки, Верховный Совет отклоняет их.
Программа приватизации наталкивается на жесткое сопротивление в регионах.
По сути дела, в каждом регионе России, в каждом городе действуют, независимо друг от друга, два руководителя, два начальника (руководитель областного Совета и глава местной администрации, губернатор), порой отменяющие приказы друг друга, порой издающие взаимоисключающие распоряжения. Постепенно действия исполнительных органов на местах дезорганизуются, превращаются в фикцию.
В июле 93-го Центробанк проводит обмен купюр (старых, советских, на новые российские рубли).
Вот что пишет об этой «геращенковской» денежной реформе в своей книге Егор Гайдар:
«В конце июля меня срочно разыскивает по телефону предельно взволнованный первый заместитель министра финансов А. Вавилов. Говорит, что он остался в министерстве за главного, министр Борис Федоров — в США, и что только сейчас объявлено о денежной реформе. Министерство финансов вообще о ней не проинформировано, к ней не готово. Население возмущено. Вавилов сообщает детали: сумма обмена установлена на предельно низкой отметке, сроки обмена — сжатые, формальное обоснование — защита от рублевой интервенции республик. Спрашивает: можно ли, по моему мнению, что-то предпринять, поправить? Все это звучит, мягко говоря, несусветной ерундой. Разумеется, проблема общей (со странами СНГ. — Б. М.) наличности при раздельном безналичном обороте реальна и серьезна. Она многократно обсуждалась, и единственно разумный путь ее решения — прекращение безвозмездной, по заявкам государств СНГ, отгрузки туда из России вагонов наличных денег. Если хотят покупать рубли — пожалуйста, Россия их может экспортировать, как мы получаем доллары США, но ведь не за спасибо же!…Теперь же разом нарушались соглашения, дезорганизовывался хозяйственный оборот. Ну и, естественно, в очередной раз открывался простор для финансовых манипуляций. Инфляционный импульс послан, действует. Единственное, что еще можно и нужно сделать — снизить социальные издержки. Дозвонился до президента, сказал, что, на мой взгляд, совершается серьезная ошибка. Чтобы ее как-то сгладить, нужно увеличить сумму, подлежащую обмену, продлить его сроки и сохранить пока в обращении мелкие купюры. Президент согласился сразу, видимо, был готов к такому решению. Но все это, разумеется, уже не могло компенсировать политический и экономический ущерб.
О лучшем подарке оппозиция, пожалуй, не могла и мечтать. К концу лета стало ясно, что экономическая политика правительства разваливается на глазах. Принятые обязательства по объему госзакупок зерна и ценам на него, далеко превосходящие возможности государства, усугубили бюджетный кризис, сделали его неуправляемым».
Новость об обмене денег Ельцин узнает на Валдае, в своей резиденции, где проводит очередной отпуск. Наине Иосифовне звонит дочь Лена: «Оказалось, что они вечером уезжают в Карелию, в поход. Валера, ее муж, получил вчера отпускные… И вдруг сегодня утром объявляют, что в России будут иметь хождение только новые деньги, а старые, в сумме 30 тысяч, можно будет обменять в сбербанках. А Валера все отпускные получил в старых купюрах» («Записки президента»).
Тридцать тысяч — это много или мало, спросит современный читатель. Отвечу: очень мало. И еще деталь: семья президента ничего не знает об обмене денег. А знает ли сам президент? Ельцин отвечает на этот вопрос в книге: знал, конечно, знал. «Я знал дату, когда предполагалось совершить эту акцию. Причина обмена заключалась в том, что после появления купюр нового образца на Россию обрушился мощный вал старых денег из бывших республик Союза. Выдержать такой поток оказалось невозможно. Центробанк и правительство приняли решение изъять из обращения старые купюры».
Об обмене денег никто в стране не знает, иначе операция теряет смысл, Ельцин в разговоре с взволнованной женой логично замечает, что и его семья не должна ничего знать. Как удалось разрешить ситуацию с отпуском Валеры и Лены, история умалчивает. Но драконовскую технологию обмена денег изменили, минимальную сумму обмена повысили. Для всей страны. Панику удалось погасить.
Ельцин настаивает: он знал об обмене купюр, просто, как дисциплинированный, государственный человек, держал эту информацию в секрете. Но странное ощущение от этого отрывка. Ощущение, что некоторые существенные детали обмена он не знает, находясь там, на Валдае, в отпуске.
…О чем еще он не знает, о каких действиях и приготовлениях правительства, Верховного Совета и других центральных органов?
Почему вообще все эти летние месяцы (включая май) он остается в странной неподвижности?
Почему все время откладывает свои «решительные меры» (помните те листочки, которые он так и не вынул на съезде из кармана пиджака еще в декабре)?
Во всех мемуарах, написанных соратниками Ельцина (тем же Гайдаром, помощниками президента, главой его администрации Сергеем Филатовым), вы найдете одно и то же утверждение: Ельцин упустил момент после апрельского референдума, когда можно было, опираясь на только что выраженное народное волеизъявление, бескровно распустить съезд и назначить новые выборы.
Это и так, и не так.
Во-первых, политика — не военная операция, где всё рассчитано по часам: когда идет артподготовка, когда наступление.
Во-вторых, человек, даже такой импульсивный и решительный, как Ельцин, во многом действует по инерции, в соответствии с ранее сформировавшимися установками.
Он пришел к власти как лидер, который в условиях военного переворота 1991 года стоял на страже конституции и законности. Это его главное кредо, формула успеха двухлетней давности.
Модель реформы, с которой он пришел к власти, — сугубо мирная, «строительная». Модель экономического рывка. Да, Центробанк, подчиненный Верховному Совету (по сути дела, неуправляемый орган, который железным ломом въехал в колесо реформы), раскрутил в стране гиперинфляцию. И проводя репрессивный по сути обмен денег, пытается ее остановить. Ну и что? Модель-то осталась. Он обещал привести ее в исполнение. Для этого нужна политическая стабильность. Мир. Спокойствие. А чтобы обеспечить этот мир и спокойствие — нужно время. Что же он скажет народу, если вместо мира обрушит на его голову войну?
