Эндрю Ходжес - Игра в имитацию
Сейчас же я не работаю над этой задачей, а размышляю над своей теорий эмбриологии, которую я Вам как-нибудь расскажу. Она принесет плоды в лечении и пока что даст удовлетворительные объяснения:
Гаструляции
Полигональных симметричных структур, таких как морские звезды, цветы.
Расположению листьев, в частности по образу рядов Фибоначчи (0,1,1,2,3,5,8,13. …), которые там проявляются
Окраска животных, например, полосы и пятна.
Паттерны на таких сфероподобных структурах, как на радиоляриях, но это более сложно и спорно.
Я занимаюсь сейчас этим, потому что это приносит плоды в сфере лечения. Я думаю, это частично связанно с другими проблемами. Должно быть, структура мозга можно получить из генетического эмбриологического механизма, и я надеюсь, что эта теория, над которой я сейчас работаю, может ясно показать ограничения с которыми можно столкнуться. То, что ты сказал мне о росте нейронов под стимулирующим воздействием, показалось мне очень интересным. Это подразумевает способ, при котором нейроны могли расти так, чтобы они формировали определенную цепь, а не рост нейронов до определенного места.
Искренне ваш, А.М. Тьюринг.Через несколько дней, компьютер Ферранти Марк I был доставлен в Манчестерский университет, в котором была недавно построена вычислительная лаборатория. Алан написал Майку Вуджеру назад в НФЛ:
«Нашу новую машину доставят в понедельник [12 февраля 1951]. Я надеюсь, что одной из первых моих работ на ней станет исследование по «химической эмбриологии». В частности, я думаю, что можно объяснить появление связи чисел Фибоначчи с еловыми шишками.»
Уже прошел двадцать один год, и компьютер достиг совершеннолетия. Было такое чувство, как будто все, что он сделал, и все, что мир с ним сделал, было для того, чтобы обеспечить его универсальной электронной машиной, с которой можно думать о тайне жизни.
Большая часть установки компьютера, как он представлял ее себе для ACE, теперь стала реальностью; люди вскоре стали приходить к ним со своими проблемами; «мастера» программировали его, а «слуги» проводили обслуживание. Они действительно создали библиотеку программ. (На самом деле, речь шла именно о последнем вкладе Алана в вычислительную систему Манчестера, — он заложил способ написания и заполнения формального описания программ, предназначенных для общего пользования). У него была собственная комната в новом здании компьютерного центра, и он был, по крайней мере в теории, главным «мастером». Инженеры перешли на проектирование второй, более быстрой машины (к которой он не испытывал никакого интереса), и он вполне мог взять на себя ответственность за использование первой.
Возможности проведения семинаров и публикаций были безграничными, поскольку это был первый коммерчески доступный электронный компьютер в мире, опередивший на несколько месяцев UNIVAC, сделанный фирмой Экерта и Мокли. Он также пользовался решительной поддержкой британского правительства, чья Национальная Корпорация Развития Исследований под председательством администратора Лорда Хоулсбери, управляла инвестициями, продажами и защитой патента после 1949 года. На самом деле они смогли даже продать восемь копий Mark I.
Большая учредительная конференция была запланирована на июль, но эта работа была сделана исключительно за счет инженеров и компании Ферранти. Нельзя сказать, что Алан сбежал; он просто хотел избежать участия. Никто не мог предположить, что официально ему платили за должность директора лаборатории. Весной 1951 г. он нашел способ переложить свои оставшиеся обязанности на Р. А. Брукера из Кембриджского EDSAC.
Некая отчужденность Алана раздражала инженеров, которые считали, что их достижение не получает должного внимания и признания, которого они заслуживают в математическом и научном мире. Во многом вычислительная лаборатория, как и Hut 8, осталась в тени. Признание тем не менее, пришло к Алану Тьюрингу. В 1951 году, на выборах, которые состоялись 15 марта, он стал членом Королевского общества. Тогда упомянались его работы на вычислимых числах, которые были сделаны пятнадцать лет назад. Алана это позабавило, и он написал Дону Бейли (который послал ему свои поздравления), что они действительно не могли сделать его членом Королевского общества, когда ему было двадцать четыре. Авторами идеи были Макс Ньюман и Бертран Рассел. Ньюман потерял всякий интерес к компьютерам и был лишь благодарен, что Алан сумел регенерировать его идею с морфогенетической теорией.
Джефферсон, сам будучи членом Королевского общества с 1947 года, также направил поздравительное письмо Алану: «Я так рад; и я искренне надеюсь, что все ваши лампы светятся от удовлетворения и передают сообщения, которые для вас означают удовольствие и гордость! (но вы не верьте этому!)». Джефферсон нашел меткое описание Алана, как «своего рода Шелли в науке».
Г-жа Тьюринг была очень горда получением титула, который поднял Алана до высоты Джорджа Джонстона Стоуни, и устроила вечеринку в Гилфорде. Его мать с трудом преодолела изумление от того, что важные персоны вполне могут лестно отзываться об ее Алане. Хотя Алан жаловался друзьям на ее покровительственную суетливость и религиозность, оставалось фактом то, что она была одной из тех немногих людей, кто проявлял интерес к его делам. В основном это выливалось в ее усилия по устройству личной жизни Алана, с указанием на правильный и неправильный способы выполнять рутинные обязанности.
Но их встречи были не частыми; Алан посещал Гилфорд два раза в год, раздражая и мать, и брата объявлением о скором прибытие телеграммой или открыткой и не более того. Каждое лето его мать ездила в Уилмслоу. Иногда Алан звонил; однажды он узнал, например, что они оба очень любят рассказы на «Детском часу», и сообщал ей, когда выходил хороший рассказ. Но г-жа Тьюринг хотела, чувствовать вовлеченность в работу Алана, она любила биологию больше, чем компьютеры. Не имея понятия о том, что он делал в Манчестере, она помогала с дикими цветами и картами. С ее оптимизмом она измеряла все в терминах полезности для человечества и подталкивала его ближе к Пастеру, который ей однажды приснился. Может быть, мечтала она, это может привести к излечению от рака! Но Алан этого не хотел. Не было способа узнать, куда фаустовские поиски могут привести на этот раз. Даже если его практические методы имели что-то общее с наивной естественной историей прошлого века, и даже если это означало возвращение к детским увлечениям, его работа укладывалась в крупную сферу модернизации биологии, в которой большие технические достижения 1930-х годов увенчались применением количественного анализа, столь триумфального в физике и химии.
