Дмитрий Шестаков - Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Цени болтливости припадки
В твоем усталом ворчуне:
Как с пароксизмом лихорадки,
Полжизни в них вернется мне.
Сквозь все житейские невзгоды,
Побалагурив налегке,
Они – разлившиеся броды
В давно мелеющей реке.

И так бывает в трудной жизни:
Уже спорится строгий труд,
Уже к таинственной отчизне
Всё ближе, ближе тесный путь.
Но клевета, но зависть злая
Вот-вот настигнут близ меты,
И сам услышишь, поникая,
Змеиный голос клеветы.

Инвалид на костылях,
Вижу прежние сраженья,
И биваки все в огнях,
И часы отдохновенья.
Слышу вальса томный зов,
Вихорь вьющегося зала,
И условный бой часов
В миг свиданья после бала.

Древность тем и хороша,
Что пред нею мы как дети,
Что бессильно к ней душа
Льнет сквозь прах тысячелетий,
Что какой-то дивный лик
Возникает там, чудесен,
И немой его язык
Вдаль влечет, как гений песен.

У вод медовых, в кущах муз
И я, друзья, летал пчелою,
И я познал живой союз
Покорной песни с красотою.
И я был легок и крылат,
И я доступен был творенью,
Едва бессмертные велят
Безумно вспыхнуть вдохновенью.

Сыздетства спутанных тропинок
Мне мил затейливый язык,
И в вашу комнату новинок
Вступать я бережно привык.
Гляжу признательно по полкам,
Впиваю бодрую струю,
И сколько там я тихомолком
Друзей и близких узнаю.

Как хорошо знакомый том
Найти в библиотеке дачной,
В забытом уголке лесном,
Без корок, без одежды брачной.
Как речи милые давно
Живой и тайной страстью вспыхнут,
Когда сосна стучит в окно
И шумы дня в молчаньи тихнут.
И мысли стройной красота
С ночной сольется красотою,
И эта дивная чета
Потянет думу за собою.

Друг, не хули его гравюры:
У ней так четки все черты,
И толстощекие амуры,
И бледнолицые цветы.
У ней, жеманницы гостиных,
Такой изысканный наряд,
И серый пепел кос недлинных,
И затаенной неги взгляд.

Ей только третий год, а мне-то…
И все ж, доколе бог велит,
Судьба усталого поэта
Над черной пропастью хранит.
Над пропастью, куда, как ветки,
По легкой воле ветерка,
Скользят и дни, и пятилетки,
И грузно рушатся века.

Еще одна допела лира.
Какая боль, кому пришлось
Из светлого земного пира
Переступить в ночной хаос.
Иль наши горести как тени,
И точно тщетный всплеск кадил
В огне негаснущих прозрений,
В заре непознанных светил?..

Века скользят, а всё она
Жива, могила Тамерлана,
Как будто вечность суждена
Мечте кочевника-титана.
Стоит под куполом глухим
На зное юга над песками,
Навстречу мертвым и живым
Взирая мертвыми очами.
«Всё миновало, всё прошло,
Всё тлен пред вечностью моею,
Я жизнь и смерть, добро и зло
Переживу и одолею».

Костяшки бережного счета,
Сверканье стройного окна…
Течет привычная работа,
Поет беспечная волна…
И чуть вдали мелькнут, как тени,
В безлюдье диких берегов,
И клекот волн, и треск крушений,
И крики гибнущих пловцов.

В твоих стихах не только пенье:
В них есть призыв, в них есть борьба,
И кличет волю на сраженье
Неотразимая труба.
За все, с чем сердцу жаль расстаться,
С чем все святыни нам слились, —
Ты бьешься, ты не хочешь сдаться,
Как мы, безвольные, сдались.

Вы всё со мною, оба Рога,
И оба в золоте мечты,
Как два волшебные порога
К чертогам Божьей красоты.
Там, день и ночь не засыпая,
В туманной тьме, как в зное дня,
Трепещет бездна голубая,
Как сказка влаги и огня.

Лунный свет в окно прокрался
И на миг посеребрил
Все, над чем лишь мрак сгущался
И безжалостно царил:

Так, средь скуки обыденной,
В мой приют порой блеснет
Музы с песнью сладкозвонной
Вдохновляющий прилет!

Чей образ в тишине ночей
Я ясно вижу пред собою
С кудрей златистою волною,
С румянцем щек, с красой очей?

Чье чую я на лбу дыханье,
Чьи речи нежности полны,
Нося в себе благоуханье
Иной, надзвездной стороны?

Они звенят, как лиры струны,
Как светлый ключ в долине гор;
Их слыша, горести угрюмой
Смолкает тягостный укор.

Блажен, кто эти звуки слышит,
И кто, в душе запечатлев,
Их для детей земли запишет
Небесный, пламенный напев!