Ружка Корчак - Пламя под пеплом
В сумерки вернулись с работы владельцы желтого "шейна". В гетто - затишье, безмолвие непоправимой беды. Теперь оно оглашается рыданиями и воплями вернувшихся. Они в ужасе бегут к своим домам, где в погребах и на чердаках оставили близких и любимых.
На улицах трупы. Тротуары и стены забрызганы кровью. Еще сверлит небо вопль девушки, наткнувшейся на бегу на тело матери в луже крови на брусчатке мостовой, плач осиротевших младенцев, стон стариков. Да можно ли описать муку, когда человек мечется от дома к дому, от "малины" к "малине" и со сдавленным рыданием ищет: может тут? Может там?..
29 октября ударом молота обрушивается на нас известие о ликвидации Второго гетто. Люди отказываются верить. Наверное, депортируют нетрудоспособных - ведь не могут же не выдать "шейнов" остальным!..
Переулки древнего виленского гетто окружены войсками. Внутри орудуют сотни немцев и литовцев - забирают всех. В несколько дней гетто опустошено дотла. Отказавшихся выйти из квартир убивали на месте.
Гетто, куда в день его создания было согнано 11 тысяч евреев, теперь пусто. Чудом спасшиеся одиночки пробираются всеми возможными и невозможными путями в Первое гетто, единственное для них убежище. Пробираются через печные трубы, через подземелья, чтобы, добравшись, снова скрываться: ведь они нелегальные. Согласно приказу юденрата, проживание здесь разрешается только постоянным, зарегистрировавшимся жителям.
Так появилась и она - наша маленькая Рашка. После ликвидации Второго гетто миновало несколько дней. Мы жили в слабой надежде, что среди депортированных есть еще уцелевшие, и мы их дождемся. Но время идет, и тот, кто не появился до сих пор, уже не появится никогда.
Тогда я и увидела ее впервые, в нашей комнате на улице Страшунь 15. В дверях вдруг возникло юное существо - лет четырнадцати, с огромными, живыми, детски-простодушными глазами. Заношенное, с чужого плеча пальто, в котором потерялась фигурка, на ногах рваные чулки без туфель. Все это навек запечатлелось в глазах, пока девочка, не шевелясь, молча смотрела на нас с порога. Она не кричит, не плачет - молчит. И только после того, как один из нас осторожно приблизился к ней, обнял и прижал к груди, она закричала, закатилась плачем, давясь слезами и повторяя снова и снова:
"Всех забрали, а я осталась - зачем?.."
Потом, выхаживая девочку от тяжелой болезни, свалившей ее после того вечера, я слышала, как в бреду она бормочет все те же слова и зовет маму. Позже, когда в ее утративших детский блеск глазах поселилось выражение упорной ненависти, она рассказала мне свою историю.
Рашка Твердин жила со своей семьей во Втором гетто. Отец и братья ходили на работу. Зачастую им не удавалось пронести из города даже куска хлеба, и тогда домашние голодали. Рашка, безвыходно сидя в гетто, опекала свою маленькую сестренку. Мать болела. В ту ночь она проснулась первой. Гетто сотрясалось от криков. Рашка услыхала на дворе плач, а затем голоса литовцев. Всем было приказано увязать свой скарб и выходить из дому. Мать и сестренка плакали, отец говорил, что надо спрятаться. Начали вязать узлы, отдельно для каждого - на случай, если разъединят. Стояла ночь, и крики в гетто не прекращались. Рашка на минутку выскочила во двор поискать укрытия. Там она наткнулась на литовца, державшего сверток. Рашка узнала сверток - у соседки две недели назад родился ребенок и теперь он оказался у литовца. Тот подбросил младенца в воздух и захохотал. Из свертка раздался отчаянный писк. Покидав сверток, литовец швырнул его на землю. Младенец умолк. Литовец заметил Рашку и скомандовал подойти. "Чей это недоносок?" Рашка ответила. "Стащи этого щенка к его сучьей матери", - сказал литовец и убрался.
Рашка осторожно нагнулась к свертку, взяла младенца на руки. Думала мертвый, но услыхала слабый писк. "Ужасно обрадовалась", - рассказывала она.
Побежала с младенцем на руках по гетто искать его родителей. Видела, как немцы вытаскивают людей из домов, избивают, как падают на улицах раненые. На нее с ребенком никто не обращал внимания. В конце концов, она отыскала его родственников и отдала им ребенка, счастливая, что удалось его спасти. Помчалась в сторону дома. По дороге ее обуял страх. Во дворе у них стояла тишина. Как безумная, влетела она в квартиру - пусто... Рашка осталась одна.
Из пустой квартиры, откуда доносился плач Рашки, ее силой увела какая-то женщина. Говорила, что литовцы могут вернуться. Отвела ее в погреб, где они прятались трое суток. Рашка слышала, как наверху разговаривают и смеются литовцы, переворачивают все вверх дном, простукивают стены в поиске тайников. Слышала шаги, приближающиеся к их убежищу, но ей было все равно, найдут их или нет. Литовцам надоело искать, и они ушли. Рашка уцелела.
Несколько дней спустя, когда вокруг все окончательно стихло, Рашка выбралась из "малины". Она ослабела и с трудом передвигала ноги. Пробиралась через чердаки и по крышам, соединявшим гетто с городом. Она видела, как литовцы все еще продолжают грабить гетто, окруженное караулами. К вечеру очутилась на чердаке дома, находившегося вне гетто. Сняла клеймо-заплату и пошла по улицам. Заметила партию евреев, которая возвращалась с работы. Затесалась в нее и прошла незамеченной.
- И пришла к вам, - закончила Рашка. - Вы у меня только и остались. Я вас не знала, - добавила она шепотом, - но кто-то сказал мне, что здесь живут "шомрим"...
В гетто сейчас сотни "нелегальных" - тех, кто спасся от уничтожения, и тех, кто уцелел после "первой акции желтого шейна". Все они ведут жизнь затравленных зверей и ждут конца.
От депортированных нет пока никаких известий. По гетто ползут слухи, в которые трудно поверить. Крестьяне, живущие возле Понар, испуганно рассказывают, что целые дни оттуда доносится гром винтовочных залпов. Немцы не позволяют приближаться к этому месту. Оно оцеплено проволочными заграждениями.
Поначалу эти сведения нашептываются на ухо под большим секретом. Все боятся передавать их дальше - и передают.
Местные власти предпочитают, чтобы эти слухи не проникли в гетто. А там шепчутся, что женщина, депортированная со всеми, сумела спастись и вернулась. По ее словам, немцы везут евреев в Понары и расстреливают.
Эти сведения, о которых боятся громко говорить, - первая весть о массовых убийствах.
Жуткая истина постепенно доходит до каждого из нас. Никто еще не отдает себе полного отчета в том, что она означает, но ее уже ощущают как реальность.
Все, кто считал, что, в конце концов, все успокоится, кровопролитие прекратится и можно будет хоть как-нибудь, но жить, уже понимают, что надежды нет, и каждый новый день хуже вчерашнего. И всеми завладевает одно неистовое желание: бежать отсюда! Уйти из проклятого вильнюсского гетто!..
