Джером Джером - Наброски для повести
— Странно, почему злые люди всегда интереснее добрых? — заметил Мак-Шонесси, задумчиво глядя вверх.
— По-моему, это вполне понятно, — подхватил Джефсон. — У дурных людей нет последовательности и устойчивости. Они постоянно держат нас в возбуждении неизвестности, а хорошие люди лишают нас этого удовольствия. Это то же самое, что езда на молодом, горячем и с известным норовом скакуне, и езда на вполне выдержанной, степенной лошади. Первый даст вам целую массу интересных переживаний, а на второй вы спокойно можете совершить далекое путешествие без особенных приключений и развлечений, то есть будете скучать. Поэтому если мы изберем в героини воплощенного в женском образе ангела, то весь интерес к ней со стороны читателя будет исчерпан уже в первой главе. Ведь раз очерчен характер героини, то каждый наперед будет знать, как она может поступить в известных случаях.
Что же касается героини, в которой сидят злые начала, то никто не в состоянии предвидеть, что ей вздумается учинить в каждый следующий момент. Из многих открытых перед ней путей она случайно может избрать и верный, но может махнуть и на любой из неверных, и вы с напряженным любопытством следите, что с нею случится на этом неверном пути.
— Однако немало есть и добрых героинь, судьба которых тоже очень интересна, — возразил я.
— Да, когда они сбиваются с настоящего пути благодаря посторонним влияниям, от которых не сумели уберечься по своей доброте, — сказал Джефсон. — Постоянно добродетельная героиня так же скучна, как казался скучным Сократ для своей жены Ксантиппы, или каким бывает благонравный ученик для своих товарищей.
Возьмите добродетельную героиню романов восемнадцатого столетия. Она с трепетом является на свидание со своим возлюбленным с той только целью, чтобы сообщить ему о невозможности сделаться его женой и разразиться при этом целыми потоками слез. Она всегда бледнеет при виде чего-нибудь кажущегося ей страшным и в самые неудобные моменты лишается чувств. У нее совсем нет собственной воли. Она потому не решается выйти замуж за того, кого любит, что этого не желает ее папаша, мамаша и вся родня. Повторяю, такая героиня не может быть интересна для читателей, какой бы она ни обладала чарующей красотой и какими бы ни отличалась добродетелями.
— Твое мнение грешит односторонностью, — снова возразил я. — Ты говоришь о добродетельных, но слабохарактерных женщинах, а ведь есть такие женщины и с сильным характером.
— Может быть, — согласился Джефсон.
— Вообще я недостаточно сведущ, чтобы высказать верное суждение по этому вопросу, — откровенно сознался он. — Я нахожу, что эта тема слишком глубока и сложна даже для самого проницательного человеческого ума. А куда же уж мне соваться разрешить ее. Поэтому я и говорю, придерживаясь мнения других людей, более развитых, чем я. А эти люди говорят, что понятие о добре — вещь условная. Это понятие изменяется и во времени и в местности, находясь в полной зависимости от господствовавших в разных веках и местах воззрений. В наше время от «порядочной» женщины требуется, главным образом, чтобы она была добра к бедным и…
— Ох, уж эти бедные! — вдруг вмешался Мак-Шонесси, поставив ноги на каминную решетку и такими рискованными движениями раскачивая свое кресло, что оно угрожало перекувырнуться, и мы с интересом следили за этим упражнением.
— Мне кажется, наши братья-бумагомаратели, как многих из них совершенно правильно называет публика, слишком плохо сознают, скольким они обязаны бедным. Что бы стали делать наши мягкосердечные героини и великодушные герои, если бы не было бедных? Нам нужно показать, что наша героиня не только прекрасна, но и добра. Мы заставляем ее наполнять большую корзину (которую обыкновенно несет за нею дюжий лакей) жареными цыплятами, бутылками дорогого вина и отборным печеньем, надевать на голову «изысканной простоты» шляпу, накидывать на плечи «простенькую» шелковую мантилью, брать в руки «недорогой» белый кружевной зонтик и отправляться в «убогие хижины умирающих с голоду бедняков». Чем нам доказать, что и наш герой, несмотря на все его легкомыслие и полную непригодность к чему-либо серьезному, обладает благородным сердцем? Конечно, только тем, что он «добр к бедным».
А что делать богатому старику, чувствующему, что его песня уже допевается и что ему пора позаботиться о теплом местечке на том свете? Да что же еще, как не сделаться «добрым к бедным»! И не будь бедных, которым он может благотворить, чем бы он мог заслужить себе местечко в раю? Ему так и пришлось бы уйти с этого света на тот с неискупленными грехами. Да, большое утешение знать, что к нашим услугам есть бедные, служащие для нас лестницей в рай. Без них нам ни за что не попасть бы туда.
Мак-Шонесси, сделав особенно рискованный пируэт на своем кресле, чуть не заставив его перекувырнуться, умолк. Несколько времени среди нас царило молчание, нарушаемое только энергичным посасыванием рассказчиком своей трубки. Молчание было прервано Брауном.
— По поводу затронутой Мак-Шонесси темы я могу рассказать вам один случай, — сказал он, усаживаясь поудобнее в своем кресле. — Один из моих кузенов занимается комиссионной продажей недвижимого имущества в провинции. В списке имений, порученных ему для продажи, была одна старинная господская усадьба с прекрасно устроенным и обставленным домом, большим парком и прочими угодьями. Усадьба эта несколько лет не шла у него с рук. Он уж отчаялся было продать ее, как вдруг к нему обратилась пожилая дама, богато одетая и приехавшая в собственном экипаже, и попросила дать ей подробные сведения об этой усадьбе. Дама говорила, что случайно, проездом, увидела усадьбу, была поражена ее красотою и живописностью и узнала, что усадьба продается через посредство моего кузена. При этом она добавила, что уже давно подыскивает спокойный и красивый уголок, где могла бы тихо и мирно дожить остаток своих дней, и думает, что эта усадьба как раз подойдет ей.
Кузен, обрадовавшись этой неожиданной покупательнице и, по-видимому, очень выгодной, тотчас же повез ее в усадьбу, находившуюся в восьми милях от города, в котором он жил. Дама подробно осмотрела усадьбу, и она ей понравилась.
Само собой разумеется, мой кузен, как говорится, из кожи лез, чтобы еще более заинтересовать покупательницу. Он уверял, что спокойнее и живописнее этого местечка трудно найти, указав, между прочим, на близость церкви и города как на особые преимущества. Вообще довел покупательницу до полного экстаза, так что она тут же решила приобрести усадьбу.
Но когда все было решено и оставалось только составить и подписать продажный документ, покупательница, обходя еще раз дом, вдруг остановилась и озабоченно проговорила:
