Василий Козаченко - Молния
Галя растерялась, услышав неожиданное предложение. Холодея от пронзительно-острого, теперь уже совсем осознанного страха, тихо и растерянно спросила зачем-то непослушными, побелевшими губами:
- А что же... что же там будут печатать, Панкратий Семенович?
Спросила для того только, чтобы сказать что-нибудь, чтобы перевести дух, оттянуть свой ответ.
- Гм... Как это что? Что хозяева скажут, то и напечатаем! Что нам, не все равно...
Ему все равно! А ей, комсомолке, дочери фронтовика, ей, у кого эти "хозяева" отобрали все - свободную жизнь, мать?.. Чтоб она работала для врагов, убийц ее матери?..
- Нет, Панкратий Семенович... Спасибо вам, что не забыли... Только мне сейчас не до работы...
- А это уж напрасно, Галинка, совсем напрасно! Ко мне не пойдешь - в Германию заберут. Война, сама видишь... Молодых всех забирать будут.
- Так у меня же дети, сироты...
- Э, что там! - уже не скрывая своего неудовольствия, откровенно угрожающе протянул Панкратий Семенович. - Что сироты! Для сирот какой-нибудь приют найдется. А тебе все равно не миновать этого. Подумай лучше, девушка, и решай! Скорее решай, пока не поздно! Чтобы потом не пожалела...
Когда Панкратий Семенович ушел, так и не дождавшись определенного ответа, Грицько, слышавший весь этот разговор, сердито плюнул ему вслед.
- "Освободители"! - передразнил он старика. - Гнида старорежимная! Вот бы такого на мушку! - И с укоризной повернулся к сестре: - А ты говоришь не надо пистолета!..
Галя улыбнулась на эти слова и снова задумалась.
Ей действительно надо было на что-то решиться, потому что не просто стращал ее Панкратий Семенович, тут была прямая угроза.
Надо было решать. В семнадцать лет судьбу свою, может, жизнь свою до последнего дня, до последнего дыхания решать! Без отца, без матери, без учителей. "Вот уж правда, деваться некуда. Хоть бы с кем-нибудь своим посоветоваться, - растерянно думала Галя. - Со своим..." И тут невольно всплыла в ее памяти встреча в левадах.
В тот же день она разыскала Максима в его темной конуре-мастерской.
Парень копался в каком-то старом, ржавом ломе. Выслушав Галю, долго не раздумывал, сказал твердо, решительно:
- Иди! Советую тебе, Галя. Иди к этому, как его...
Панкратию...
- Но как же я тогда людям в глаза погляжу? Отец...
Максим подошел к девушке, взял ее за руку, сжал
твердыми, как клещи, пальцами, близко заглянул в глаза.
- С людьми договоримся... потом... И с отцом...
Я тебя туда посылаю, понимаешь? Приказываю тебе, и мой за это ответ. Ясно?
Он так смотрел на нее, говорил так властно, твердо, уверенно, что девушка не могла не почувствовать - Максим имеет какое-то право так говорить!
- Ты думаешь, это пригодится и что-нибудь из этого получится? спросила она его.
- Попробуем...
В старое помещение редакции и типографии попал снаряд. Из двух печатных машин уцелела только одна - старенькая "американка", которую крутили ручкой, как веялку, и на которой до войны уже почти не работали.
Когда начальник районной управы и крайсландвирт задумали восстановить типографию, они согнали полицаев чуть не со всего района, разобрали завал, выбрали шрифты и уцелевшие кассы и все это вместе с "американкой" перенесли в помещение управы, в комнату, которая всегда была под наблюдением и считалась поэтому целиком и полностью надежной. Печатали там бланки финансовых отчетов, какие-то ордера и кассовые квитанции. Как потом узнала Галя, весь шрифт полицаи взяли на учет и даже перевесили вместе с кассами.
Когда Галя Очеретная в первый раз вышла на работу, Панкратий Семенович ткнул пальцем в кассу и недвусмысленно предупредил:
- Гляди! Каждая буковка - как патрон или пуля.
На вес золота! Недостанет хоть одной - виселица!
12
Прошло почти два месяца.
В среду, возвращаясь с работы, Галя очень торопилась, почти бежала. Несколько дней назад в Скальном был объявлен комендантский час, а на улице уже темнело. И, хотя до начала запретного времени оставалось еще около часа, нужно было успеть дойти до дому. Мост перешла еще засветло. А когда вышла к станции, на переезд, совсем стемнело.
На пустой улице возле МТС от телеграфного столба отделилась вдруг темная фигура. Направо - пустой двор МТС, налево - безлюдная насыпь железной дороги.
А фигура двинулась прямо наперерез Гале. Девушка даже остановилась от неожиданности, не зная, что делать: идти вперед, бежать назад, а может, звать на помощь?
- Не бойся, девушка, - успокоил ее женский голос.
Полная, невысокая женщина в валенках, черном пальто и толстом, зимнем платке пошла рядом с Галей.
- Слушай, девушка, ты меня не знаешь... - начала она приглушенным голосом.
- Совсем не знаю. Чего вам? - испугалась Галя.
- А я тебя знаю, - не обратила внимания на ее вопрос женщина. - Ты ведь в типографии работаешь, да?
- Да. Но...
- Погоди. Послушай. Может, ты и не знаешь ничего, но мне непременно надо кому-нибудь сказать. Предупредить. А кого - не знаю. Ну вот и подумала: дай скажу девушке, потому что делать это могут только там. Женщина говорила торопливо, будто не договаривая чего-то, но спокойно. Может, знаешь, так скажи кому надо. В воскресенье утром в Петриковке арестован Савка Горобец...
- Слушайте, я не знаю никакого Горобца! - совсем уже перепугалась Галя, подумав про себя: "Кто она? Зачем? Из полиции? Провоцирует?.. А что же еще может быть?.. Нет, конечно, провоцирует!"
- У него отобрали листовку, - не обращая внимания на Галины слова, продолжала женщина. - Из города в Скальное понаехала куча гестаповцев. Разыскивают "Молнию"...
- Да о чем это вы? Я совершенно ничего не понимаю, - отбивалась от нее Галя, впервые услышав про какого-то там Горобца, листовку и молнию. При чем тут молния? Может, эта женщина сумасшедшая? Мороз прошел по спине девушки.
А женщина не отставала:
- Мне бы только предупредить. Больше всего надо опасаться полицая Дементия Квашу! Он самый опасный. Он знает много и до всего докопается, до всего, если его не убрать...
- Отстаньте от меня! Чего вы ко мне пристали?! - ускоряя шаг, ответила Галя.
- Берегитесь, ой берегитесь Кваши! - не отставала женщина. - Передай кому следует... или мне посоветуй, кого предупредить.
- Сейчас же отстаньте! Слышите?! - уже бежала Галя. - Я вас не понимаю. Слышите, не понимаю! Не приставайте ко мне, а то я буду кричать.
- Твое дело, - совсем спокойно сказала женщина и, остановившись, продолжала говорить вслед Гале: - Мое дело - честно предупредить. Кваша! Дементий Кваша!
Некому мне больше сказать. Думала, ты там работаешь, может быть, знаешь. А так или не так - гляди сама.
Отстав наконец от Гали, женщина шмыгнула в боковой переулок и исчезла, будто растаяла в вечерней темноте...