Юрий Алянский - Варвара Асенкова
Роман Гюго «Собор Парижской богоматери» вышел из печати в начале 1831 года и сразу же породил множество инсценировок, одну из которых сделал сам автор романа. Очень скоро роман оказался в Петербурге — им зачитывались. Актриса петербургской немецкой труппы Шарлотта Бирг-Пфейфер написала на его основе пьесу, которая в 1835 году под названием «Парижский звонарь» была поставлена Санкт-Петербургским немецким театром.
После премьеры в немецком театре Бирг-Пфейфер передала свою пьесу для перевода на русский язык супругам Каратыгиным. Александра Михайловна Каратыгина перевела пьесу с некоторыми изменениями и назвала ее «Эсмеральда, или Четыре рода любви» — драма в пяти действиях с прологом.
Не предвидя вмешательства царя, цензура похозяйничала, сначала — в немецкой пьесе «Парижский звонарь», потом — в переводе Каратыгиной.
Все это, вместе взятое, привело к тому, что Гюго, надо думать, вообще не узнал бы своего детища. Вот только несколько примеров тех превращений, каким подверглись главные персонажи романа.
Феб — в романе Гюго:
— Послушайте, моя дорогая Симиляр. Эсмеральда. Простите, но у вас такое басурманское имя. Пусть этот долговязый дьявол Нептун подденет меня на свои вилы, если я не сделаю вас счастливейшей женщиной. У нас будет где-нибудь хорошенькая маленькая квартирка. Я заставлю моих стрелков гарцевать под вашими окнами.
Эсмеральда отвечает ему
–. Плясунья венчается с офицером! Да я с ума сошла! Нет, Феб, нет, я буду твоей любовницей, твоей игрушкой, твоей забавой, всем, чем ты пожелаешь. Ведь я для того и создана. Пусть я буду опозорена, запятнана, унижена, что мне до этого? Зато любима! Я буду самой гордой, самой счастливой из женщин!
А вот тот же диалог в онемеченном варианте, сделанном для представления на сцене Александринского театра.
Феб:
— Я приехал сюда, чтобы вступить в службу герцога, и вдруг увидел тебя! Тогда я забыл все! Эсмеральда, мы убежим отсюда нынешней ночью. Я увезу тебя в Германию. Император принимает людей всех наций — можно служить с честью везде.
Эсмеральда:
— Мне быть твоей женой, мне, бедной цыганке, бессемейной, без отца и матери! Ах, если бы ты принял меня в служанки, я бы! следовала за тобой на край земли — я бы служила тебе, как верная собака, которая лижет ноги своего господина, — и счастлива! И быть твоей Женой, мой благородный, прекрасный рыцарь, мой защитник, мой супруг! Ах, вези меня туда.
Вместо хорошенькой квартирки со стрелками, гарцующими под окнами, — Германия с императором, который «принимает людей всех наций» Вместо фата — благородный рыцарь. Вместо страстной самозабвенной девушки — трогательная и до гроба верная возлюбленная. «Но боже мой, боже мой! — воскликнет в связи с более поздней постановкой этой же пьесы А. Григорьев. — Что же такое Бирг-Пфейфер сделала из дивной поэмы Гюго? Зачем она изменила ничтожного Фебюса в героя добродетели? Зачем она испортила своею сентиментальностью ветреную, беззаботную Эсмеральду, девственную Эсмеральду, маленькую Эсмеральду?.»
Получив письмо министра двора, Гедеонов удивился. Что произошло? Почему нельзя ставить невинную немецкую переделку романа, переведенную на русский язык и сильно причесанную цензурой?
Гедеонов был человеком темным и грубым, да к тому же, по свидетельству режиссера Александринского театра Куликова, ничего не читавшим, кроме театральных рецензий. Русскую литературу знал он слабо, а иностранную и вовсе не знал. Но на этот раз пришлось попотеть над источниками. В результате этой работы Гедеонов составил следующее письмо министру двора-для передачи царю. В нем содержатся объяснения того, почему пьеса допущена им на императорскую сцену.
«1) Действие происходит не в Париже, а в Антверпене, не при Лудовике XI, а при Герцоге, которого имя не упоминается.
2) Вместо Собора Notre Dame de Pari декорация представляет Антверпенский магистрат, куда скрывается Эсмеральда.
3) Вместо духовного лица сделано светское — Синдик.
4) Фебус, по роману развратный молодой человек, заменен нравственным и платонически влюбленным женихом.
5) Возмущений на сцене никаких не представляется. В 4-м действии говорят о намерении цыган освободить Эсмеральду из магистрата, в котором она находится не по распоряжениям правительства, но вследствие похищения ее Квазимодом.
6) Окончание пиэсы благополучное, Эсмеральда прощена и порок в лице Синдика Клода Фролло наказан.
Вообще в пиэсе и в разговоре действующих лиц соблюдено должное приличие, сообразное с духом русского театра».
Прочитав сей отчет, Николай начертал резолюцию:
«Ежели так, то препятствий нет, ибо не та пьеса, а только имя то же».
В такой-то редакции «Эсмеральды» и предстояло выступить Асенковой. После множества водевильных и комических ролей ей досталась роль драматическая, то есть нечто совершенно новое. И Асенкова с трепетом принялась ее учить. Обратите внимание: 24 мая император разрешил ставить пьесу, а премьера состоялась 31 мая. Таким образом, на подготовку спектакля имелось никак не более недели — и ставился не какой-нибудь одноактный водевиль, а пятиактная драма! Из этого вполне для того времени обычного обстоятельства можно составить себе представление, с каким напряжением работали актеры, и в частности Асенкова. А репетиции в костюмах и вовсе не полагалось, костюмы артисты получали за час до открытия занавеса, на премьере.
Асенкова в эти дни подготовки «Эсмеральды» ежедневно ездила к Александре Михайловне Колосовой-Каратыгиной — вместе проходили трудную и непривычную для молодой артистки роль.
В Александринском театре не много служило актеров, свободных от закулисной зависти, злобы, стремления что-то выиграть за счет товарища. Среди них, несомненно, следует назвать Ивана Ивановича Сосницкого и Александру Михайловну Каратыгину С нею-то и занималась Асенкова, пользуясь ее добрыми советами, опытом, знанием сцены. Как и Асенкова-мать, Александра Михайловна была ученицей Шаховского и переиграла множество ролей в трагедиях, романтических драмах и мелодрамах. Александра Михайловна, будучи старше Вари на пятнадцать лет, принадлежала к другому актерскому поколению, находилась уже на закате своей славы и вполне могла бы испытывать обычную театральную ревность к молодой и очаровательной Асенковой. Но Каратыгина не знала подобных «традиционных» эмоций и охотно помогала ей чем могла. Помощь эта оказывалась для Асенковой неоценимой, как и уроки старого друга Ивана Ивановича.
Варваре Асенковой предстояло перейти на новое амплуа. Ей, правда, и прежде приходилось изредка играть случайные роли в пьесах драматического характера (переводная драма «Отцовское проклятие», драма К. А. Бахтурина «Козьма Рощин, рязанский разбойник»). Но роль Эсмеральды явилась большим и серьезным экзаменом на новом для нее поприще.
