Александр Панов - Искры революции
— Што, замерз? Благодари за это своего сына! А теперь иди, грейся.
Утром жена Василия Ивановича позвала доктора. Старик лежал в сильном жару.
— Воспаление легких, голубушка, надо везти в больницу, — сказал доктор.
Весть о ночном обыске у Гузаковых и болезни Василия Ивановича молниеносно облетела весь поселок. Друзья Михаила, встревоженные этой вестью, сообщили ему о болезни отца.
На другой день, вечером, к заводской больнице подкатила коляска. С нее двое дюжих парней сняли тяжелобольного с завязанной головой и лицом.
Медицинские работники всполошились.
— Что случилось? Кто больной? Куда его сейчас?
— Несите в операционную, — приказал дежурный врач. — А вы, господа, выйдите, пожалуйста. Здесь не полагается быть посторонним.
Юноши, принесшие больного, вышли в коридор. С ними каким-то образом оказался еще один мужчина. Он весьма участливо расспрашивал — кого принесли, что с ним случилось. Это был заводской счетовод Генбальский.
Сестра поспешно сняла повязку с больного и оторопела. Перед ней сидел совершенно здоровый, улыбающийся Михаил Гузаков.
— Прошу не волноваться, — сказал Михаил. — Господин врач, очень прошу вас распорядиться. Скажите сопровождавшим меня, что они могут уйти. Больного вы оставляете в больнице. Пусть навестят завтра. Только не вздумайте сказать кому-либо, кого вы приняли.
— Что вам от меня нужно, молодой человек? — спросил врач у Гузакова.
— Скажите, пожалуйста, в каком состоянии мой отец?
— Безнадежном, но в сознании.
— Разрешите пройти к нему.
— Сестра, дайте халат и проводите.
— Благодарю. Извините за то, что отвлек вас от дел.
Врач ушел, а через несколько минут сестра провела Михаила в палату.
— Больной, как вы себя чувствуете? — громко спросил Михаил, наклонившись к отцу.
— Миша! Да как же ты… Тебя же… — задыхаясь, произнес Василий Иванович.
— Не волнуйся, отец, меня им не взять. Я не один. — Михаил многозначительно показал на маузер под халатом.
— Миша, милый… дай бог тебе удачи… — заливаясь слезами и задыхаясь, чуть слышно говорил отец. — Я верю в твое дело…
С ближайшей койки поднялся больной, подхватил живот и в больничном белье посеменил к выходу из палаты. Михаил не обратил внимания на выходящего, иначе он признал бы в «больном» хозяина пивной.
— Милый, дорогой мой отец, прости меня за все причиненное тебе, — сказал Михаил, целуя Василия Ивановича.
Вдруг на улице раздался выстрел, и загремела удаляющаяся коляска. Захлопали ответные выстрелы, зацокали копыта.
— Прощай, отец! — крикнул Михаил и, сдернув халат, бросился к выходу, который указала сестра.
В поселке гремели выстрелы. Юноши, привезшие «больного», успели спрятать коня с коляской еще до того, как полицейские появились на расстоянии видимости. Один выстрел, которым предупредили Гузакова, вызвал беспорядочную стрельбу. Полицейские прогнали мимо. Когда они опомнились, Михаил был уже на дровяном складе в заводе, где и днем можно скрыться.
Чижек-Чечик бесцеремонно ворвался в больницу.
— Куда вы смотрели?! — орал урядник на Генбальского.
— Господин урядник, он здесь не выходил, — оправдывался шпик.
— Как? За кем же гнались? Обыскать! — приказал урядник.
— Господин урядник, вы забываете о том, что здесь больница, — протестовал врач.
— Плевать на больницу! Искать!
На третий день Василий Иванович скончался. 26 сентября 1906 года состоялись его похороны. За гробом шли сотни рабочих. Впереди процессии и сзади гарцевали конные полицейские. Они, как стая хищников, выслеживали «добычу», ждали появления Михаила.
А он в это время со слезами на глазах смотрел на процессию из окна дома Субботиных, подвязавшись для конспирации платком.
— Миша-а!! — послышался с улицы разрывающий сердце крик матери.
Михаил вскочил, как ужаленный. Но остановили друзья.
— Миша! Нельзя. Смотри как закидались стервятники, услышав твое имя, думают, што ты появился в толпе.
— Вы жертвою пали в борьбе роковой…
— Слушай, Миша, это запел Василий Андреич, слушай, как его поддерживает народ. Они с тобой, Миша! — уговаривали друзья, не пуская Михаила на улицу.
А похоронная процессия двигалась все дальше и дальше. Многие плакали в тот час. Многие гневно сжимали кулаки. Полиция мешала поющим, теснила их, но боялась предпринять что-либо против этой грозной массы.
Как только похоронная процессия дошла до кладбища, к дому Субботиных подъехал в тарантасе Петя Гузаков.
Вооруженный Михаил выбежал на улицу.
Сыпал мягкий, мокрый снег. На улице — ни души.
Тарантас покатился по Конке, свернул в Китаев переулок, выскочил на Подлесную и вдруг на перекрестке столкнулся с двумя конными стражниками. Остановился тарантас. Остановились и всадники. Михаил вынул маузер из кобуры. Всадники свернули с дороги, помчались, подхлестывая своих лошадей. Тарантас повернул по Подлесной улице к заводу. Михаил расцеловал братишку, махнул ему рукой и свободно вошел в проходную.
Шум, лязг, грохот, дружеские приветствия встречных — все это ободрило Михаила, породило у него уверенность в безопасности.
Около литейного цеха Михаила окружили рабочие. Кто-то обнял и поцеловал, кто-то соболезновал по поводу смерти отца. На опоку поднялся Алексей Чевардин и крикнул:
— Товарищи, не дадим в обиду нашего Мишу. Царские псы погубили его отца и за ним гоняются. Товарищи, постоим друг за друга! Если придут полицейские, выгоним их с завода к чертям!
— Правильно! Не дадим полиции Михаила! — кричали рабочие, окружая Гузакова плотнее.
Эти возгласы привлекли сюда еще больше народа из других цехов. Михаил поднялся на опоку.
— Товарищи, дорогие, родные мои, мне тяжело говорить в этот час. Только что похоронили моего отца.
Гузаков снял папаху, смахнул слезу и замолчал.
— Смерть палачам! — крикнул кто-то из толпы.
— Товарищи! — продолжал Михаил, — копите силы, готовьтесь к решающим битвам! Время для выступления еще не пришло. Мне, пожалуй, лучше уйти в лес. Иначе вам не избежать беды.
Вдруг раздался крик:
— Полиция!
От проходной вдоль высокого заплота по узкому проходу возле строящегося столярного цеха к литейному цеху с винтовками в руках бежали стражники.
— Гузаков, сдавайся, а то будем стрелять! — орали стражники.
— Убирайтесь к чертям! Гузакова не дадим! — ответили рабочие.
Грохнул залп. Толпа шарахнулась, но не побежала. Минутная растерянность — «Неужели будут в народ стрелять?» и, как бы рассеивая сомнения, полицейские выстрелили в толпу. Упал один рабочий, свалился второй…
