Нестор Махно - Русская революция на Украине
Однако наша линия поведения на съезде была правильной, с нашей точки зрения, и мы были спокойны за революционное будущее нашего Крестьянского Союза. По приезде на место мы делали доклад Комитету Крестьянского Союза, Союза рабочих металлистов и деревообделочников, который всегда интересовался крестьянскими съездами и просил информировать его. А затем доклад всеобщему сходу-собранию крестьян и рабочих в Гуляй-Поле и в районах. В то же время мы подготовляли крестьян и рабочих к тому, чтобы послать своих представителей на Губернский Съезд произвольно от нашего района, с целью демонстрации перед вождями закончившегося уездного крестьянского съезда, а также, чтобы информировать крестьянских делегатов на губернском съезде о том, как социалисты-революционеры (правые), эсдеки и кадеты стремятся убить революционную инициативу и самодеятельность крестьянства, как их агитаторы-пропагандисты при содействии правительственных комиссаров разъезжают по городам и селам и, устраивают митинги, дурачат крестьян и выматывают у них в пользу помещиков деньги за арендуемую крестьянами землю, ставя этим самым в затруднительное положение обнищавшее от военной разрухи трудовое крестьянство, которое не занималось грабежом и разбоем, по примеру помещиков и кулаков, и не нажило денег, чтобы платить за свою землю присвоившим ее грабителям.
Но в то время как мы подготовлялись к губернскому съезду, помогая своими советами связанным с нами другим волостям и уездам, принадлежавшим к другим губерниям, на имя Гуляй-Польского Комитета Крестьянского Союза пришло из Губернского Совета Раб. Солд. и Казачьих Депутатов приглашение — делегировать на 5-ое августа двух представителей на Губернский Съезд Советов и Союзов крестьян, рабочих, солдат и казачьих депутатов.
Начались съезды Гуляйпольского Районного Крестьянского Союза. К этому времени Комитет Союза подготовил доклад соответственно повестке Губернского Съезда.
Глава XI
Приезд в россию П. А. Кропоткина. Встреча с екатеринославскими анархистами
В это же время мы получили сведения о том, что П. А. Кропоткин уже в Петрограде. До сих пор в газетах писали об этом, но мы, крестьяне-анархисты, не слыша его мощного призыва к анархистам и конкретных указаний, руководствуясь которыми анархисты начали бы группироваться, и приводя в порядок разрозненные силы своего движения, занимая организованно свои революционно-боевые позиции в революции, мы не доверяли газетам. Теперь же мы получили газеты и письма из Петрограда, указывающие, что П. А. Кропоткин перенес в пути из Лондона в Россию болезнь, но доехал благополучно до самого сердца революции — Петрограда. Нам сообщали, как его встретили социалисты, стоявшие у власти, во главе с А. Керенским.
Радость в рядах нашей группы неописуемая. Собрали общее заседание группы, которое посвятили исключительно разбору предположений, что скажет нам старик Петр Алексеевич.
И все пришли к одному выводу: Петр Алексеевич укажет конкретные пути для организации нашего движения в деревне. Он слишком чуток, от него не ускользнет теперешняя насущная потребность в наших силах для революционной деревни. Как истинный вождь анархизма, он не пропустит этого редкого в истории России случая, воспользуется своим идейным влиянием на анархистов и их группы и поспешит конкретно формулировать те положения революционного анархизма, которыми анархисты должны заняться в нашей революции.
Я составил письмо-приветствие от имени гуляйпольской крестьянской группы анархо-коммунистов и не помню точно, но, кажется, отослал его Петру Алексеевичу через редакцию газеты «Буревестник».
В этом письме-приветствии наша группа приветствовала Петра Алексеевича и поздравляла его с благополучным возвращением на родину, выражая уверенность, что родина в лице лучших своих людей ждала его как неутомимого борца за идеи высшей справедливости, которые не могли не оказать своего влияния на подготовку и свершение русской революции…
Подпись была: «Группа украинских анархистов-коммунистов в селе Гуляй-Поле Екатеринославской губернии».
На наше скромное письмо-приветствие мы ответа не ждали. Но ответа на вопросы момента мы ждали с каким-то особым напряжением; с чувством сознания, что без него мы потратим много сил и может оказаться, что напрасно, может оказаться, что то, чего мы ищем, не ищется другими группами или ищется, но в совершенно другом направлении. А подневольная деревня, казалось нам, ставит прямо вопрос: где тот путь и средства, чтобы завладеть землею и без власти над собой заняться выживанием из своего тела паразитов, ничего не производящих, живущих в довольстве и роскоши.
Ответ на этот вопрос Петр Алексеевич дал в своем труде «Хлеб и воля». Но массы этого труда раньше не читали. Его читали одиночки из масс. Теперь такой труд массе читать некогда. Теперь ей нужно услыхать на простом, живом и сильном языке самое конкретное из «Хлеба и воли», чтобы она не погружалась в косное раздумье, а поняла бы сразу и получила руководящую нить для своих действий. Но кто скажет все это ей простым, живым и сильным языком?
Анархист-пропагандист и организатор, и только он!
Но, положа руку на сердце, говорил я: были ли когда вообще у него в России и на Украине анархистские пропагандистские школы? Я такого случая не знаю. Но если они и были, то, спрашивается, где же вышедшие из них передовые наши борцы? Я второй раз объезжаю несколько районов в нескольких уездах, административно принадлежащих к одной губернии, и не встречаю ни одного случая, где бы крестьяне на мои вопросы: «Были ли у вас ораторы из анархистов?» — ответили бы: «Были». Везде отвечали: «Никогда не были. Очень рады и благодарим, что вы нас не забываете».
Где же силы нашего движения вообще? Они, по-моему, еле-еле дышат по городам, и не все — за своим делом.
Приезд П. А. и его живое участие в революции (если старческие лета позволят ему взяться за дело), если не дадут нового, более сильного толчка нашим товарищам по городам, то подневольная деревня будет порабощена политическими партиями, а — через них — и властью Временного Правительства, и этим дальнейшему развитию Революции будет положен конец.
В этом меня поддерживали те товарищи, которые сами, работая на заводах, не разъезжали по районам и не знали подлинного настроения подневольной деревни непосредственно. Те же, кто знал деревню, резко критиковал мою мысль, усматривая в ней колебание и сомнение в революционном настроении деревни, указывая на то, что деревня настолько правильно поняла посещавших ее агентов социалистических партий и буржуазии, работавших в союзе с Временным Правительством, что допустить обмануть себя никогда и ни за что не позволит.
