Юлия Андреева - Айвазовский
Айвазовский правильно воспримет критику со стороны своего друга и благодетеля и сделается более внимательным к своей работе. Но все это будет многим позже, когда он вкусит плодов первой славы и начнет свой уверенный полет.
Теперь же ему необходимо учиться у этой воды, лесов и полей, у тонких теней и непривычно-близкого тяжелого неба. Он должен, просто обязан написать за это дарованное ему лето несколько картин — пусть не для выставки, профессора, скорее всего, сочтут это несвоевременным, в подарок Алексею Романовичу, и… и еще ему не терпится начать получать со своих работ хоть какие-нибудь деньги. Средства, в которых остро нуждается оставленная в Феодосии семья. Мысли о тяжелом положении родителей и особенно матери мучают Ованеса, но именно они помогают сосредоточиться на работе.
Гайвазовский запрещает себе мечтать о чем-то ином, нежели стать известным художником и наконец получать за свои работы деньги. Друзья гуляют по трактирам, тратятся на веселых девиц — понятное дело — молодость и темперамент, душа горит, природа требует чего-то эдакого. Ованес — трудолюбие и экономия. Если театр — то либо с семьей Томиловых, либо скромное место в райке. От вина лучше вообще отказаться — он видит, к чему приводит пьянство, и совершенно не расположен утопить свою жизнь в грязным заляпанном жирными пальцами стакане. Не для того же столько чудесных событий одно за другим, тайных знаков — парусник, Пушкин, скрипка, Казначеев и наконец Академия, Томилов, Суворов-Рымникский. Определенно, по жизни его ведет добрый, мудрый ангел, который не позволит сбиться с пути. Гайвазовский серьезен не по годам, ревнив до всего, что имеет хотя бы косвенное отношение к избранному пути, его же единственным удовольствием было, есть и остается рисование. Все, кто знал Ивана Константиновича, отмечают, с какой быстротой и легкостью он всегда работал. Только с кистью в руках он по-настоящему счастлив. Скорее всего, он не ведает о муках творчества, разве что читал или слышал о них, но никогда не испытывал. Его творчество — захлестывающая радость, любовь, счастье. А когда человек находит счастье в работе, самые трудные задания для него идут в охотку. В Феодосии и затем в Симферополе его хвалили. Приняли в Академию — хорошо, но сколько в этой самой Академии было выпускников и сколько из них по-настоящему известны? Если нет заказов, приходится мыкаться по частным урокам, нужно хотя бы раз выехать за границу. Рим, Венеция, Париж. Иначе ты можешь быть талантливым, можешь гениальным, но если тебя не знают, то и не покупают. В России же знаменит прежде всего тот, кого назвали маэстро в Италии, мастером во Франции… Нет продаж — ни один купец не возьмет к себе в магазин твою мазню. Нет заказов — соси лапу, точно медведь зимой. Если же ты решил работать на себя любимого в надежде на то, что когда-нибудь твои усилия оценят, либо обзаведись сначала богатыми родственниками, именьем, с которого можно жить, рудниками, или женись на богатой. Нет, Ованесу непременно нужно, необходимо стать знаменитым, получать заказы, смотреть мир, учась у природы, у неба и воды. Феодосия — это прекрасно. Когда-нибудь Айвазовский вернется в свой любимый город для того, чтобы дышать морским воздухом и беседовать на базаре со слепыми бандуристами, он вернется, чтобы скрасить старость своих любимых родителей и завести семью. Но все это будет после того, как он получит настоящее признание. Признание не ради тщеславия, а единственно ради возможности быть свободным, заниматься любимым делом и содержать себя и свою семью.
В усадьбе Томилова он делает множество рисунков с натуры: рыбаки, крестьянские дворики, развалины древней крепости… Не так как в Эрмитаже у Венецианова, где крестьяне в красивых праздничных костюмах искусно позируют знаменитому художнику. Пейзане и пейзанки с полотен модных художников. В работах Айвазовского нет показной красивости, но отчего-то они завораживают. Акварель «Крестьянский двор» была показана в семействе Томилова и снискала своих первых горячих поклонников. А. Р. Томилов сразу же заверил своего юного друга, что если юноша и в дальнейшем будет писать столь совершенные картины, то он в свою очередь обязуется время от времени приобретать их для коллекции, а также рекомендовать знакомым. После чего Айвазовского буквально прорвало.
Разбирая достоинства произведения, Алексей Романович не обращал внимания на сам сюжет, на повод, побудивший Ованеса написать «Крестьянский двор», зато его живо интересовали правильные четкие линии и оправданность световых мазков. Ну и бог-то с ним. Найдутся и другие, те, кто, вглядевшись в морщинистое, изможденное лицо крестьянина, хотя бы на минуту задумается о его незавидной участи. Сейчас это было не важно.
В селе Успенское Айвазовским был создан ряд акварельных и карандашных работ, большинство из которых, к сожалению, не сохранилось. Акварель «Крестьянский двор» находится в Государственной Третьяковской галерее. Кроме того, в собрании Томилова числилась копия, сделанная Айвазовским с картины Сильвестра Щедрина «Вид Амальфи близ Неаполя», последняя ныне в Тверской картинной галерее. Из письма самого И. К. Айвазовского А. Р. Томилову, в котором художник просит прислать свои рисунки для показа французскому живописцу Ф. Таннеру,[42] от 8 января 1835 года мы узнаем, что за лето он успел действительно много: «Так прошу Вас, Алексей Романович, прислать с сим подателем записки натурные мои рисунки с папкой, и даже, если можно, рисунки, которые в Вашем альбоме, особливо последнюю бурю, чем Вы меня весьма обрадуете».
Айвазовскому исполнилось шестнадцать, когда Карл Брюллов в Италии закончил «Последний день Помпеи», картину, которая сразу же стала знаменитой на весь мир. Поговаривали, что после успеха в Италии государь бесспорно вызовет Карла Павловича в Петербург, чтобы тот взял себе учеников. Учиться у Великого Карла, прозванного так с легкой руки пиита Жуковского,[43] было заветной мечтой многих академистов. Хотя бы познакомиться с Карлом Павловичем, поговорить с ним, иметь возможность бывать в его мастерской, по слухам, художник мог работать при любом стечении народа — признак человека, уверенного в своих силах. Эта мечта не обошла стороной и Айвазовского, который старался не пропускать ни одной статьи о «Помпее», ни одного устного отзыва. По высочайшему повелению все вышедшие о картине статьи переводил с итальянского Валериан Платонович Аангер.[44] Эти статьи читались вслух на вечерах в гостиных, передавались друзьям, хранились в специальных папках и альбомах. Аангер тоже рисовал, но еще он числился государственным цензором, человеком, для которого честь была главным словом его жизни. А значит, все знали, что то, что перевел Валериан Платонович — это тот самый текст, который читали в Италии, он не стал бы вычеркивать абзацы или сгущать краски в угоду императору, как это сделало бы подавляющее большинство царедворцев.
