Анонимный автор - Житие преподобного Паисия Святогорца
Арсений не разбирался, правда или нет то, что ему говорят, но с охотой выручал своих сослуживцев. В роте связи он обучился ещё и шифровальному делу и теперь мог заменять не только радистов, но и шифровальщиков. Он не сидел без дела: если линии связи молчали, брал веник, швабру и наводил порядок во всех помещениях. Из соображений секретности уборщиц в помещения связи не пускали. «Здесь несут боевое дежурство, – говорил себе Арсений. – Место, некоторым образом, священное, и потому оно должно быть всегда чистым и прибранным». Некоторые солдаты смеялись над ним и обзывали «золушкой» или «вечной жертвой». Однако ни один не сомневался в том, что Арсений – настоящий человек Божий.
В редкие свободные минуты Арсений садился где-нибудь в углу и читал книгу, избегая пустых разговоров. Другие солдаты обычно садились на балконе, который выходил на главную площадь, и часто звали Арсения посидеть вместе с ними на свежем воздухе. Но Арсений никогда не выходил на балкон. Однажды, когда по площади гуляли красивые девушки, сослуживцы шутки ради силой вытащили на балкон Арсения, чтобы он ими тоже полюбовался. Но духовно мудрый Арсений закрыл глаза, чтобы не дать места искушению. Постояв на балконе совсем немного, он вернулся внутрь.
Однако в другой раз любовь к ближнему заставила Арсения «покинуть затвор» и выйти на балкон. Один его сослуживец получил из дома письмо, в котором сообщалось, что его обручённая невеста его не дождалась и нашла себе другого. Солдат хотел наложить на себя руки. Арсений вывел его на балкон и сказал: «Смотри, какая погода хорошая! Пойдём на площадь, ноги разомнём? Тебе в какую сторону хочется прогуляться?» Они вышли на улицу, и всю прогулку Арсений с любовью и рассуждением разговаривал с сослуживцем. «Почему ты не думаешь о том, что могло получиться хуже, чем уже получилось? – говорил он. – Вот представь, что она бы тебя дождалась. Вы бы женились, у вас бы родились дети, а потом она взяла бы и выкинула то же, что и сейчас? Да Бог сделал для тебя доброе дело! Прославляй Его за это!»
Вечером одного воскресного дня сослуживцы вновь силой вытащили Арсения на балкон. «Эй, брат Акакий, – кричали они, – пойди послушай, что Венедикт говорит!» Площадь была полна народу, а с балкона гостиницы, находившейся напротив, в те минуты в громкоговоритель произносил пламенную проповедь отец Венедикт (Петра́кис).[77] Когда проповедь закончилась, Арсений пошёл взять благословение у отца Венедикта и познакомиться с ним лично. После этого каждый воскресный вечер он выходил на улицу, садился на скамеечку за зданием, где располагалась рота, и слушал проповеди отца Венедикта.
Некоторые из жителей Агриниона обращали внимание на светлое лицо благоговейного солдата. Хотя он жил в центре города и служил в роте связи Окружного военного управления, было заметно, что он не от мира сего.[78] Он уже был «радистом Божиим», то есть монахом, хотя ещё и без пострига. По ночам, когда сослуживцы засыпали, он тихо вставал, отходил в угол кубрика и совершал много земных поклонов. Иногда он молился, стоя на коленях на своей солдатской койке, с которой убрал матрас под предлогом, что на матрасе он не высыпается. Он продолжал поститься и не ел не только мясного, но и любой другой пищи, если она казалась ему вкусной.
Болезнь. Коница
Работая почти без остановки, максимально ограничивая себя в сне и пище, Арсений совершенно выбился из сил. В сентябре сорок девятого у него целых двадцать дней держалась температура 39,5 °C, но он никому об этом не говорил. И однажды прямо на боевом дежурстве у него закружилась голова, и он упал без сознания. Словно сквозь вату он слышал, как сослуживцы кладут его на носилки и говорят: «Ну что, Венедикт, поехали на капремонт». Арсения отнесли в госпиталь. Когда стали разбираться, оказалось, что он отсидел на боевом дежурстве шесть восьмичасовых смен подряд и всё это время совсем ничего не ел. Сослуживцы заходили на узел связи, видели, что он сидит перед аппаратурой, и уходили отдыхать. Арсений не захотел оставаться в окружном госпитале и попросил у командира роты связи дать ему отпуск в Коницу. Командир дал ему отпускной лист с незаполненной датой возвращения, сказав, чтобы он вернулся в роту, когда поправится. По дороге в Коницу Арсения остановил патруль военной полиции.
– Первый раз видим такой отпускной, в котором не написана дата возвращения в часть, – сказали они.
– Ну раз ротный выписал мне такую бумагу, значит, он уверен в том, что злоупотреблять его доверием я не буду, – ответил Арсений.
Придя в родной дом, Арсений никому не сказал, что болен. Но на следующий день его начало рвать кровью и он потерял сознание. Придя в себя, он почувствовал, что у него очень болит живот и он не может ступить и шага. В здании коницкой Школы земледелия в 1949 году располагался военно-полевой сортировочный госпиталь. Вызвали санитарную машину и отвезли туда Арсения.
В коницком госпитале Арсений пролежал 15 дней. Он был совсем измождён, и температура не спадала. Все палаты и даже коридоры госпиталя были заполнены искалеченными солдатами. На Гра́ммосе[79] продолжались жестокие бои, и вертолёты постоянно привозили в Коницу раненых. Однажды в госпиталь приехал с инспекцией генерал. Зайдя в палату, где лежал Арсений, он спросил его:
– Откуда родом, солдат?
– Местный, из Коницы, – ответил Арсений.
– Разумеется! Симулянт! – заорал генерал. – Другие на передовой кровь проливают, а он у мамки под боком больного из себя корчит! Три минуты на сборы – и вон из госпиталя!..
Арсений тут же поднялся, пошёл к начальнику госпиталя и попросил разрешения вернуться в свою часть. Военврач ответил, что в таком состоянии его если и вернут в армию, то только в какую-нибудь нестроевую часть. «Как в нестроевую часть! – возмутился Арсений. – Другие на передовой кровь проливают, а вы меня в нестроевую? Я здоров и готов немедленно вернуться к месту несения службы».
Уговорив врача, Арсений в тот же день выписался из госпиталя и написал письмо одному своему сослуживцу в Агринион: «Я, слава Богу, поправился. Единственное, что беспокоит, – это сильная слабость. Стоит немножко пройти – начинает кружиться голова. Мне дали ещё пятнадцать дней отпуска для поправки здоровья. Факт, что столько дней буду отсутствовать, меня удручает. Надеюсь, что эти дни пролетят побыстрее».
Когда Арсений был в Конице, участников боевых операций награждали орденами и медалями. Орден, который предназначался Арсению, получил вместо него один его сослуживец. Как только Арсений вернулся в Агринион, этот солдат подошёл к нему и, краснея, сказал об этом. «Ну получил и получил, – ответил Арсений. – Зачем мне этот орден? Мне его и одеть-то некуда». Постигнув глубочайший смысл жизни ещё в раннем детстве, Арсений ни во что не ставил мирскую суету.
Увольнение в запас
Через пять месяцев, в марте 1950 года, Арсений был уволен в запас. Он получил демобилизационный лист в селении Макрако́ми, недалеко от города Лами́я. Арсений уже решил, что, не заезжая домой, он прямиком направится на Святую Афонскую Гору. Когда он рассказал о принятом решении двум своим сослуживцам, те стали его уговаривать: «Так нельзя, Арсений! Неужели ты даже не заедешь домой, не проведаешь своих родных, не дашь им на тебя посмотреть и порадоваться, что ты живой вернулся с войны? Съезди сперва маму обними, а потом поезжай, куда тебе вздумается!» Во время этих уговоров один из этих солдат даже вырвал из рук Арсения демобилизационный лист и сказал, что вернёт его Арсению только в Конице, куда поедет вместе с ним. Однако, проснувшись утром, этот солдат увидел на тумбочке записку Арсения, в котором тот просил у него прощения за то, что был вынужден выкрасть обратно свой демобилизационный лист. Арсений сел на поезд и поехал в Салоники. Поезда были переполнены возвращавшимися с войны солдатами: одновременно уволили в запас сразу несколько призывов. Когда поезд прибыл в Ларису, фронтовики хотели устроиться на ночлег в каком-нибудь из военкоматов, но все они были переполнены. Солдаты попробовали найти место в гостинице, но их даже не пускали внутрь, говоря: «После вас одеяла не отстираешь!» Ночью подморозило, и один офицер договорился с железнодорожным начальством, чтобы солдатам разрешили ночевать в теплушках, которые всю ночь перегоняли с одного пути на другой, формируя составы. Когда на следующий день поезд с Арсением и другими фронтовиками прибыл в Салоники, картина повторилась: военкоматы были переполнены, в гостиницы не пускали, и солдаты, которым надо было ехать дальше, ночевали на улицах.
Вспоминая о тех днях за несколько месяцев до своей кончины, преподобный Паисий говорил: «В те ночи улицы Ларисы и Салоник были полны молодыми ребятами, возвращавшимися с фронта. Бедные солдаты сидели на тротуарах, подпирали стены домов и магазинов и на холоде дожидались утра. Если бы там оказались их нынешние сверстники, то они бы сожгли всю Ларису, а впридачу разгромили бы и Фесса́лию с Македонией![80] И нельзя сказать, что тем ехавшим по домам фронтовикам не было обидно. Обида была, только не было помысла сделать в отместку что-то плохое. А они ведь только что проливали кровь, сидели в снегах, жертвовали собой, многие были ранены и искалечены… И вместо последнего «спасибо» их оставили ночевать под открытым небом! Какой была молодёжь тогда – и какой она стала сейчас!.. Не прошло ещё и пятидесяти лет, но как изменились люди!»
