В. Осин - Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель
У меня нет воспоминаний о Kиeве того времени, так как через четыре года после моего рождения мой отец был переведен в Ригу чиновником особых поручений к князю Суворову, бывшему тогда генерал-губернатором Лифляндии, Курляндии и Эстляндии{3}. Несколько лет спустя последовало назначение моего отца волынским губернатором{4}.
Здесь хотела бы я сказать несколько слов о моей семье. Мой прадед, граф фон Келлер, был послом Фридриха Великого при дворе Екатерины II. Его жена была принцесса Сайн-Витгенштейн-Берлебург, сестра русского фельдмаршала того же имени{5}. Во время одного торжества в честь великой правительницы, данного моим прадедом, моя прабабушка почувствовала себя плохо, ввиду ожидаемого материнства. Императрица предложила ей удалиться и сказала моему прадеду: «Если супруга ваша подарит Вам сына, я буду его крестной. Определите его на русскую службу». В ту же ночь родился мой дед. Императрица сдержала слово, и когда спустя три года мой прадед получил назначение в Вену, он оставил своего сына на воспитание своей золовке, принцессе Витгенштейн.
Шестнадцати лет от роду мой дед вступил в гвардейский Гусарский полк, и 24 лет он уже командовал армейским Гусарским полком в Бородинском бою, когда и был награжден Георгиевским крестом. Он находился на пути к блестящей военной карьере. Но женившись на богатой наследнице, графине Борх, принесшей ему в приданое имения в 40 000 десятин в Витебской и Минской губерниях, он бросил службу в чине гвардии полковника и занялся сельским хозяйством в имениях своей жены, что ему, между прочим, очень плохо удавалось. Я помню, что еще сорок лет назад имения эти, прошедшие через многие руки, были проданы казне за девять миллионов рублей; отец мой и дядя получили лишь один миллион, который надо было разделить между пятью братьями.
Моя мать была урожденная Ризнич{6}. Отец ее, сербского происхождения, был женат на графини Ржевусской, мать которой была – княгиня Радзивилл. Он был богат, жил в Киеве и в деревне на широкую ногу; благодаря своему гостеприимству был избран предводителем дворянства в своем округе. Он сохранил живые связи с Сербией, был большим патриотом и воспитывал на свой счет многих сербских юношей в различных учебных заведениях Киева. Между прочим, я хорошо помню молодого студента-теолога Милой Иованновича, впоследствии игравшего большую роль в сербском восстании 1875 года в качестве епископа Михаила Сербского.
Вблизи Оптицы, имения моего деда и бабушки Ризнич, находился замок Погребище, принадлежавший брату его деда, графу Адаму Ржевусскому{7} (деду княгини Блюхер). Он приезжал ежегодно с целой свитой адъютантов и многочисленными приглашенными для большой охоты, в которой принимал участие едва ли не весь округ. Этот граф Адам Ржевусский – тот мой дядя, с которым я чаще всего встречалась. Он был генерал-адъютантом еще при Николае I и был тогда уже очень стар. Он был трижды женат. Двадцати одного года повенчался он с женщиной за пятьдесят, графиней Орловой, урожденной Жеребцовой, бабушкой посла в Париже (возведенного в то время в княжеский сан) и прабабушкой князей Владимира и Алексея Орловых, так хорошо знакомых тогдашнему парижскому обществу{8}.
По этому поводу рассказывали в Париже такую историю: однажды граф Ржевусский, придя в русское посольство, сказал швейцару, чтобы тот доложил посланнику, что приехал его дед. Швейцар взял визитную карточку и передал ее лакею со следующими словами: «Доложите князю, что здесь какой-то господин, должно быть умалишенный, утверждает, что он дедушка князя!» Но к удивлению всех, князь поспешно вышел к супругу своей бабушки, обнял его сердечнейшим образом и повел к себе наверх. Повенчанный в ранней молодости своей со старухой, женился он, вторичным браком, вероятно для восстановления равновесия, на совершенно юной особе Дашковой; она была очень красива, богата, из хорошего дома и к удивлению, несмотря на большую разницу в летах, была влюблена в него по уши. Она умерла во время родов. Дочь ее впоследствии вышла замуж за князя Вильгельма Радзивилла, внучка которой стала княгиней Блюхер.
Через два года после смерти жены граф Ржевусский женился третьим браком на госпоже Ящевской, подарившей ему трех сыновей. С одним из них, Адамом, я познакомилась в Париже; он был молодым декаденствующим{9} литератором, не без дарования, тем не менее он был известен не так своими литературными работами, как крупной карточной игрой в парижских клубах. В одну ночь он проиграл миллион рублей сербскому королю Милану.
Другой брат моей бабушки, Генрих, был польским Вальтером Скоттом. Его наиболее известный роман «Краковский замок»{10} описывает интересные, но дикиe обычаи его соотечественников в XVII веке.
Младший из братьев – граф Эрнест Ржевусский – командовал кавалерийской бригадой на Кавказе; я его ясно вижу перед собой в живописном черкесском одеянии, белом бешмете, увешанном орденами, вооруженным до зубов, всегда готовым на всякие военные и любовные авантюры, в которых он, конечно, играл героическую роль. К сожалению, я никогда не знала результатов этих авантюр, так как едва рассказы о них доходили до самого интересного момента, меня высылали из комнаты.
Мой дед со стороны матери имел сестру, бывшую замужем в Неаполе за герцогом Сан-Марко, и другую – в Венгрии, графиню Нако. Сестра матери моей вышла замуж за польского дворянина Цихоновецкого. Она жила в великолепном охотничьем замке в Литве, принадлежавшем Станиславу Августу, и ее сады, устроенные на французский лад, возбуждали восхищение во всех окрестностях. Одна из ее дочерей была замужем за бароном Стернстедом, генерал-адъютантом при дворе короля шведского, другая дочь обручилась с виконтом де Форзанц, военным атташе в Санкт-Петербурге, командовавшим впоследствии кавалерийской бригадой в Версале.
Герцогиня Деказ и маркиза де Бовуар были также моими кузинами; эти сестры, несмотря на их несходство, были обаятельны – одна необычайной добротой, другая – блеском и остроумием. Изысканное, широкое гостеприимство де Бовуар, которое она мне оказывала в Сандрикуре, принадлежит к лучшим воспоминаниям моего парижского пребывания.
Сильно развитое во мне чувство космополитизма приписываю я тому обстоятельству, что во мне течет кровь различных национальностей и что у меня такое разнородное родство. Если этот космополитизм служил мне препятствием для ненависти, то он никогда не был мне помехой для любви. С детства любила я Россию больше всего на свете и обожала императора Александра II, в котором я привыкла видеть свой идеал. Это чувство вселил в нас отец, страстно преданный императору.
Отец мой провел свою юность в Петербурге в доме своей тетки княгини Барятинской, урожденной графини фон Келлер, посещал гимназию и университет вместе с двоюродными братьями князем Александром, впоследствии фельдмаршалом и наместником Кавказа, князем Владимиром, впоследствии обер-шталмейстером его величества, и князем Анатолием, впоследствии генерал-адъютантом. Он был бы чрезвычайно удивлен, если бы ему сказали, что он нерусский или назвали бы его иностранцем. Это название, столь любимое в наше время, было тогда не в употреблении. Интересы России были дороги сердцу моего отца, и я вспоминаю из раннего детства моего один день, когда нас освободили от уроков и дали нам шампанского – большое событие для нас, детей, – по случаю победы над Шамилем{11}, для празднования подавления восстания на Кавказе.
Национализм, как его теперь понимают, существовал тогда лишь в славянофильских кругах, о которых я тогда не имела понятия. Я говорю о том национализме, который состоит не из любви к отечеству, а скорее из ненависти к другим.
В Житомире, где отец был губернатором, завязалась глубокая дружба между нашей семьей и семьей генерал-губернатора князя Васильчикова. Когда княгиня приезжала в Житомир, она всегда останавливалась у нас; большей частью привозила она с собой свою дочь Софью, впоследствии графиню Строганову, бывшую старше меня, но с которой я тем не менее очень подружилась. Будущий генерал князь Сергей Илларионович Васильчиков был тогда маленьким мальчиком, бегавшим в своей белой, вышитой красным, русской рубашке.
Из Волыни отец мой был переведен губернатором в Минск, где в том же году произошло большое событие: император Александр II, приехав в Минск, остановился в доме губернатора. Мать моя лежала еще больной в постели после родов моего младшего брата; таким образом, я, десятилетняя девочка, должна была по русскому обычаю поднести императору на пороге нашего дома хлеб-соль. Император меня обнял и сказал: «Приезжайте в Петербург, и я дам вам шифр». Я никогда не слыхала ни о каком «шифре» и еще не знала, что шифр – это украшенный бриллиантами вензель императрицы, дающийся как отличие придворным дамам. На следующий день император выразил желание быть крестным у моего маленького брата. В это же время оба моих брата были возведены в пажи, что дало им право на казенный счет воспитываться и вступить впоследствии в гвардию.
