В. Осин - Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель
Причины неудач на фронте пытались связать с предательством в высшем руководстве армией и страной. Небывалых размеров достигла шпиономания. Широкую скандальную известность получило дело жандармского полковника Мясоедова, обвиненного в шпионаже и казненного. Причастным к этому делу считали военного министра Сухомлинова, который в июне 1915 г. был уволен от должности министра, а затем обвинен в ряде должностных преступлений, вплоть до государственной измены, арестован, содержался в Петропавловской крепости. Явные намеки в предательстве национальных интересов России делались даже в адрес императрицы Александры Федоровны.
С первых дней войны испытала на себе подобные подозрения и незаслуженные обвинения М.Э. Клейнмихель. Она с иронией описывает ситуацию, когда многие газеты опубликовали нелепое сообщение о том, что «графиня Клейнмихель послала императору Вильгельму в коробке от шоколада план мобилизации».
Патриотический порыв, выражавшийся с начала войны в верноподданнических демонстрациях, весной 1915 г. приобрел иную форму. В Москве и ряде других городов в мае прошли погромы магазинов, лавок, различных мелких предприятий, владельцы которых подозревались в принадлежности к немецкой национальности. На главных улицах Первопрестольной: Тверской, Петровке, Кузнецком Мосту, Мясницкой и многих других были разгромлены все торговые помещения, имевшие иностранные вывески. Погромы сопровождались избиением владельцев помещений, а пятеро человек с немецкими фамилиями были убиты. По поводу погрома протоиерей И. Восторгов писал 19 мая из Москвы А.А. Вырубовой в Царское Село: «Вчера тысячные толпы громили и, увы, грабили немецкие магазины в лучших частях города, а ночью все жгли. Газеты умолчат о многом. Но то, что действительно было, поразило меня сознанием позора и скорбью за народ… Толпа имела вчера определенный план в погромах: бить немцев, потом недобросовестных торговцев, потом евреев».
Во все усложнявшейся обстановке войны, возраставшем революционном движении, непрекращавшейся министерской чехарде многие видели кризис власти и растущую неспособность Николая II справиться с создавшейся ситуацией. Предпринятые перестановки в составе командования армии и принятии 23 августа 1915 г. Николаем II «предводительствования всеми сухопутными и морскими вооруженными силами, находящимися на театре военных действий», не смогли переломить ход войны в пользу России. Страна постепенно «сползала в пропасть».
В верхних эшелонах власти вызревали традиционные варианты дворцового переворота. Так, французский посол в России М. Палеолог в своем дневнике (запись от 13 августа 1915 г.) рассмотрел один из возможных вариантов развития событий: Николая II оставить на троне как декорацию, царицу сослать в монастырь, «распутинскую клику» отправить в Сибирь.
Убийство ненавидимого в обществе и дискредитировавшего царя и его семью Распутина, совершенное в ночь с 16 на 17 декабря 1916 г. представителями высшей аристократии и черносотенных кругов Государственной Думы, только усилило раскол в Доме Романовых. Еще накануне ряд великих князей, обеспокоенных грядущей революцией, возросшим влиянием Распутина и императрицы на государственные дела Российской империи, предприняли несколько попыток воздействовать на Николая II. Предлагали пойти хотя бы на частичные реформы, претворяемые в жизнь через «ответственное министерство». Многие из них помнили слова Александра II: «Лучше начать сверху, чтобы не началось снизу». Их позиция была поддержана матерью Николая II – вдовствующей императрицей Марией Федоровной. Однако все попытки повлиять на царя оказались тщетными. Смерть «старца» заставила императора спешно покинуть Ставку в Могилеве и вернуться в Царское Село. Она потрясла императрицу, которая уверовала в предсказание Распутина, что с его смертью «для семьи начнутся все беды – муж ее потеряет трон, сын умрет и т. д.».
Участники убийства Распутина великий князь Дмитрий Павлович и князь Ф.Ф. Юсупов по приказу царицы сначала были взяты под домашний арест, а затем по распоряжению Николая II высланы из столицы: первый на Персидский фронт, второй – в собственное имение. Попал в опалу и великий князь Николай Михайлович, который вынужден был в канун Нового года отправиться из столицы в свое имение Грушевка Херсонской губернии. Поводом послужили не только заступничество за участников убийства «старца», но также вольные разговоры в яхт-клубе и чрезмерные поучения царя. Попытка великих князей заступиться за одного из своих родственников не увенчалась успехом и только вызвала раздражение царя.
В начале 1917 г. известный столичный фабрикант Путилов прямо предложил одному из членов императорского Дома князю Гавриилу Константиновичу собрать нечто вроде Земского собора (всю царскую фамилию, лидеров партийных фракций Государственной Думы, представителей дворян, командующих армиями и т. д.), «торжественно объявить императора слабоумным, непригодным для лежащей на нем задачи, неспособным дальше царствовать и объявить царем наследника под регентством одного из великих князей».
Однако еще большую угрозу для Николая II и его семьи представляли неумолимо надвигавшиеся революционные события. В памяти царя еще свежи были воспоминания о 1905 г., когда им был нарушен наказ отца о сохранении в неприкосновенности устоев самодержавия. И в те дни было много противоречивых советов, как спасти «больную» Россию, – от рецепта великого князя Владимира Александровича: «Лучшее лекарство от народных бедствий – это повесить сотню бунтовщиков», до уступок оппозиции и провозглашения конституции. Кстати, ответственность за печально известное Кровавое воскресенье 9 января 1905 г., ознаменовавшееся расстрелом мирной демонстрации рабочих на Дворцовой площади, была возложена Николаем II именно на великого князя Владимира Александровича, в то время главнокомандующего войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного округа. Тогда пришлось пойти на компромисс и таким образом спасти положение, но в душе Николая II все протестовало, когда решения навязывались помимо его воли. Недаром граф С.Ю. Витте, отмечая особенность характера императора, а именно упрямство, сердито говорил писателю А.С. Суворину: «Он не самоволец, а своеволец».
Дальнейшие неудачи на фронте обострили политическое положение в стране. Требуя реформ, активизировалась оппозиция в лице либеральной буржуазии и общественности. Представители оппозиции все настойчивее требовали политических уступок от самодержавия.
Непримиримую точку зрения в борьбе с политической оппозицией заняла супруга Николая II императрица Александра Федоровна. В своих письмах царю в Ставку она требовала от мужа решительности и несгибаемости. Тон ее писем к декабрю 1916 г. становится еще более категоричным: «Я бы сослала Львова в Сибирь… отняла бы чин у Самарина… Милюкова, Гучкова и Поливанова тоже в Сибирь…»
Начало Февральской революции 1917 г. для Николая II и его семьи было сопряжено с рядом обстоятельств, когда мысли императорской четы были заняты не столько положением дел в государстве, сколько заботами о родных и близких. Вызванный накануне неожиданно в Ставку Николай II в течение всех дней, когда свершился переход власти к Временному правительству, получал запоздавшие и не совсем достоверные сообщения о происходивших в столице событиях. В это же время в Александровском дворце Царского Села один за другим заболели тяжелой формой кори его дети. Царю передавали телеграммы о состоянии их здоровья одновременно с сообщениями о положении в столице.
С первых дней Февральской революции в общественном сознании России превалировало мнение о беспечности и легкости, с которой Николай II якобы без борьбы отрекся от российского престола (по крылатому выражению генерал-майора Д.Н. Дубенского), как будто «эскадрон сдал».
Так ли было на самом деле? Чтобы понять ход событий конца февраля – начала марта 1917 г. и поведение в это время императора, необходимо четко представлять расстановку политических сил в стране.
В связи с обострением политического положения царь принял решение прервать заседания Государственной Думы. Первые сообщения из Петрограда о стачках и беспорядках были расценены им как вспышки бунта голодного населения и проявление недовольства в связи с перерывом заседаний Думы. Когда в Ставку пришла тревожная телеграмма председателя Думы М.В. Родзянко о начале революции, Николай II (по некоторым свидетельствам) расценил ее как «вздорную» и не стал даже на нее отвечать.
Тем не менее вечером 26 февраля командующий войсками Петроградского военного округа генерал С.С. Хабалов и министр внутренних дел А.Д. Протопопов получили от царя из Ставки телеграфное предписание: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. Николай».
