Георгий Литвин - На развалинах третьего рейха, или маятник войны
Шло время. Я все больше находил общий язык с жителями Берлина. Однажды довелось мне ехать в трамвае с покупками из района Вайсензее, где находился коммерческий магазин, в Карлхорст, который немцы уже успели окрестить «Маленькой Москвой». Пассажиров было мало — в основном глубокие старики и женщины, некоторые из них были с детьми. Я прислушивался к разговорам и радовался в душе, что уже хорошо понимаю берлинский говор. Сидевший вблизи мальчишка лет шести, увидев сладости в витрине магазина, начал просить у матери конфету. Она ответила, что пока не может купить ему конфет.
Я не выдержал и спросил мальчика, как его зовут. Он посмотрел на меня и ответил: «Клаус». Я дал ему конфет и заговорил с ним. Он охотно отвечал. Немцы внимательно наблюдали за нами, а сидевшая передо мной молодая женщина в одеянии медсестры, сделав мне комплимент за хорошее знание немецкого языка, сказала, что ее мама родилась в Санкт-Петербурге, который сейчас называется Ленинградом, и еще не совсем забыла русский язык, хотя в Берлин уехала девочкой. Она читает русские книги, и у них есть своя библиотека. Отец ее, архитектор, человек уже пожилой, в конце войны был призван в фольксштурм и сейчас в русском плену. Пишет, что работает по специальности: восстанавливает разрушенные здания. Она — студентка медицинского института. Сейчас они, медики, оказывают помощь раненым. Ее муж тоже был студентом-медиком. Во время бомбардировок и боев в Берлине оказывал помощь раненым и вот под впечатлением от этих ужасов «тронулся умом» и сейчас находится на излечении в психиатрической больнице. Оказалось, что ее семья живет тоже в Карлсхорсте, и она пригласила меня в гости, так как мама будет рада поговорить со мной.
При встрече в следующее воскресенье оказалось, что ее мать, ныне пожилая женщина, а тогда девочка, выехала со своими родителями в период революционных событий в России. Говорила по-русски она весьма сносно, вспоминала детство, такой прекрасный город, сокрушалась, сколько пришлось пережить жителям города на Неве во время его блокады. Жила она с дочерью в небольшом доме, который спроектировал ее муж, на последнем этаже. Во время бомбардировок крышу сильно повредило, и теперь во время дождя она протекала. Впоследствии я, уже находясь в Бранденбурге, приезжая в Берлин по делам службы, при возможности посещал их.
Так постепенно у меня складывалось мнение, что нет вины одного народа перед другим, как нет хороших и плохих народов. Есть люди с низкими, темными инстинктами, есть тупоумные и невежественные, но берущиеся решать государственные проблемы, требующие особой тонкости и деликатности. Есть бесчеловечность, есть грубое унижение человеческого достоинства. Есть недоверие, тотальная подозрительность, разрушающие любое человеческое сообщество… И есть в том же народе люди, которые с этим борются.
Однажды мне удалось попасть на концерт Эрнста Буша, которого пресса называла певцом рабочего класса. Его имя мне стало известным еще во время учебы на курсах в Военном институте иностранных языков. Один слушатель напевал слова песни, которую Буш исполнял еще до войны на концерте в Москве. Кто-то из слушателей нашей группы спросил:
— Ребята, как вы думаете, где сейчас может быть Буш?
— Скорее всего, в эмиграции. Известно, что он был в республиканской Испании.
И вот Буш, сильный, широкоплечий, в грубом свитере, какие носят рыбаки и крестьяне, стоит перед микрофоном и, сжав руку в кулак, резко рубит им воздух: «…Не мог лежать я в прахе и золе. Не мог в земле убитым оставаться, пока убийцы ходят по земле!» Голос у него был поразительный: звенящий металл, яростный и сокрушающий.
Родился Буш в Киле, в семье каменщика. Он рассказывал, что мальчишкой в рабочем хоре запевал вторую строфу «Интернационала»: «Никто не даст нам избавленья — ни Бог, ни царь и не герой, добьемся мы освобожденья своею собственной рукой!..»
Буш прошел многое: был слесарем-инструментальщиком на верфи «Германия» в Киле, безработным, актером-любителем. Затем — профессиональная актерская работа в кильском театре, переезд в Берлин, выступления в театре и «красных кабаре». После прихода Гитлера к власти его разыскивали, но друзья помогли перейти голландскую границу. Осенью 1935 года Буш приехал в Советский Союз. Московское радио часто передавало его песни, и их тайком слушали в Германии. Затем Буш уехал в Испанию, пел для бойцов интернациональных бригад. Многие считали, что Буш в Испании и погиб. Но ему удалось в 1938 году добраться до Бельгии. Здесь он выступал на рабочих собраниях, пел на концертах, которые транслировались по радио. После оккупации Бельгии немецкими войсками Эрнста Буша под чужим именем доставили в лагерь для интернированных во Франции. Когда и юг Франции был оккупирован вермахтом, агенты гестапо начали «прочесывать» лагеря. Бежать в Швейцарию Бушу не удалось, и он все же попал в руки гестапо. В берлинской тюрьме Моабит ему было предъявлено единственное в своем роде обвинение: «Распространение в Европе коммунизма с помощью песен». Незадолго до процесса, который должен был закончиться для Буша смертным приговором, американская бомба разрушила часть тюрьмы, где находилась его одиночная камера. Его бросили в мертвецкую вместе с десятками трупов, но случайно один из заключенных, перетаскивающих погибших, услышал стон… Буш пришел в себя в тюремном госпитале только через несколько дней. Лицевой нерв был перебит ударом стальной балки, одна сторона лица была полностью парализована. Буша перевели в тюрьму Бранденбург, откуда его в апреле и освободили советские солдаты.
Он пешком пошел в Берлин. В пути Буша задержал патруль Красной Армии. Буш, зная несколько русских слов, попытался объясниться, но его не поняли и привели в комендатуру. Там тоже его русского языка не поняли, и тогда он запел по-русски «Песню единого фронта»: «Встань в ряды, товарищ, к нам! Ты войдешь в наш единый рабочий фронт, потому что рабочий ты сам…» А дальше как в сказке: один из офицеров комендатуры до войны слушал Буша в Москве в Колонном зале… 1 мая 1945 года Буш вместе с советскими солдатами и своими соратниками был уже в Берлине.
То, что Буш впоследствии сделал на сцене брехтовского «Берлинского ансамбля», — это актерский подвиг, равных которому немного в истории мирового театра. Буш снова пел, и как пел! Трудящиеся Германии называли его тогда «поющее сердце рабочего класса».
Люди учились жить в мире, одолеваемые своими повседневными заботами и лишь изредка задумываясь над глобальными проблемами. А в государственных канцеляриях и ведомствах Вашингтона, Лондона, Парижа, Москвы трудились дипломаты: вопрос о послевоенной судьбе Германии уже не терпел отлагательства. Его практическое обсуждение началось еще осенью 1941 года, в процессе образования антигитлеровской коалиции, им активно занималась и Европейская консультативная комиссия, с конца 1943 года непрерывно заседавшая в Лондоне. Однако соглашение достигнуто не было. Основная причина заключалась в принципиально различном подходе СССР и западных держав к вопросу о будущем Германии.
В первый же день после окончания войны в Европе глава Советского правительства вновь подтвердил принципиальную советскую концепцию по германскому вопросу: «СССР, добившись победы, не собирается ни расчленять, ни уничтожать Германию». Эту же позицию советская делегация отстаивала на проходившей с 17 июля по 2 августа 1945 года во дворце Цицилиенхоф Потсдамской конференции, хотя делегации США и Великобритании неоднократно пытались добиться раздробления Германии…
Пленарные заседания проходили в зале, расположенном в центральной части дворца. Состоялось тринадцать официальных заседаний и ряд встреч глав и членов делегаций. Главы делегаций собирались обычно вечером, а утром министры иностранных дел еще более активно, чем на предыдущих встречах в Тегеране и Ялте, готовили повестку дня и обсуждали передаваемые им на доработку вопросы.
Благодаря настойчивости и последовательной позиции советской делегации, что признается сегодня большинством ученых и политических деятелей на Западе, в решениях Потсдамской конференции было закреплено, что Германия должна рассматриваться как единое экономическое целое. Вопрос о ее расчленении был тогда вообще снят с повестки дня. Было решено, что исключить возможность возникновения с немецкой земли угрозы новой агрессии можно лишь путем демилитаризации Германии и переустройства ее жизни на мирной демократической основе. Конференция провозгласила, что германский милитаризм и нацизм будут искоренены и уничтожены и союзные державы примут меры к тому, чтобы «Германия никогда больше не угрожала своим соседям или сохранению мира во всем мире».
Что касается социально-экономического строя и государственного устройства Германии, то это должен был решить со временем немецкий народ после выполнения основных требований безоговорочной капитуляции.
