В. Балязин - Герои 1812 года
Время приближалось к 11 часам. Сеславин, ведя на рысях две конные роты, увидел съезжающие с покрытой пороховым дымом Центральной батареи передки артиллерии и отступающую в беспорядке пехоту прикрытия. Он внутренне похолодел: «Ключ позиции в руках врага!» Указав артиллеристам место для развертывания орудий, Сеславин послал лошадь в карьер. Курган приближался. С левой его стороны стояла пехотная колонна. Сеславин осадил лошадь перед ее фронтом. В этот решающий момент главное — инициатива. Адъютант Барклая-де-Толли произнес магически подействовавшие на пехотного штаб-офицера слова: «по приказу главнокомандующего» и, обнажив свою турецкую саблю, повел колонну в штыковую контратаку. В то же время с правой стороны ударил с батальоном Левенштерн, а в центре возглавил контратаку прибывший к Центральной батарее Ермолов. Сверху посыпался дождь картечи и пуль. Одна из них сбила кивер Сеславина.
Загремело «ура!». Сеславин прибавил шагу и первый врубился в ряды французской пехоты. После страшного по ожесточенности рукопашного боя враг был сброшен с батареи, захваченные орудия возвращены, высота покрыта неприятельскими телами, бригадный генерал Бонами взят в плен. Боевая линия в центре была восстановлена.
Подъехавший во время схватки к батарее Барклай-де-Толли одобрил действия Сеславина и вскоре отправил его к начальнику артиллерии графу А. И. Кутайсову, которого видели неподалеку. Сеславин должен был подробнее узнать у генерала размещение на позиции артиллерии и привести в центр свежие роты. Посланные от разных частей армии офицеры уже давно разыскивали начальника артиллерии. Все усилия Сеславина и ординарца Кутайсова гвардейского прапорщика Николая Дивова найти генерала также были безуспешными. Наконец поблизости от кургана они заметили бурого коня Кутайсова. «Мы вместе с… Сеславиным, — вспоминал Дивов, — подошли к лошади и увидали, что она была облита кровью и обрызгана мозгом, что убедило нас в невозвратной потере для всей российской артиллерии достойнейшего ее начальника».
Почти одновременно Сеславин встретил тяжело раненного князя Багратиона, которого несли к перевязочному пункту. Генерал был бледен и часто оборачивался в сторону горевшей деревни Семеновской, где продолжался бой его армии с превосходящими силами противника. Флеши были потеряны. Лицо Багратиона выражало страдание. Сеславин помрачнел. Позднее он узнает, что на левом фланге сражался и его старый товарищ полковник Роман Таубе. Ядро оторвало ему ногу…
Доложив главнокомандующему 1-й армии о случившемся, Сеславин, выполняя его приказ, помчался к главному артиллерийскому резерву у Псарева. Вскоре он вновь привел артиллерийские роты и разместил их у Центральной батареи. Неприятель, овладевший Семеновскими высотами, выстроил на них и у Бородина многочисленные батареи. Подготавливая решительную атаку центра, более ста орудий открыли смертоносный перекрестный огонь. Не успели артиллеристы, приведенные Сеславиным, занять позицию и сделать первый выстрел, как их засыпало ядрами и гранатами. «Людей и лошадей стало, в буквальном смысле, коверкать, а от лафетов и ящиков летела щепа…» — свидетельствует очевидец. Артиллеристы гибли, с лафетов сбивало пушки, зарядные ящики взлетали на воздух. Но разбитые орудия заменяли другими, и оставшиеся в живых продолжали сражаться.
Около двух часов дня, когда Наполеон отдал приказ вновь атаковать Центральную батарею, Сеславин вернулся к Барклаю-де-Толли. Главнокомандующий верхом на лошади стоял на пригорке недалеко от батареи и наблюдал за движением противника. Белая лошадь генерала была прекрасной мишенью, и это место непрерывно обстреливалось. Рикошетирующие ядра осыпали Барклая-де-Толли и его сильно поредевшую свиту землею. Многие из адъютантов и сопровождавших главнокомандующего офицеров и ординарцев были ранены, некоторые убиты. Просвистев, очередное ядро ударило в лошадь генерала. Поднявшись, не изменяясь в лице, Барклай потребовал другую.
Евгений Богарнэ, поддержанный с флангов кавалерией, повел свои пехотные дивизии на Центральную батарею. Массы неприятельской конницы охватили возвышение и бросились на стоявшую поблизости пехоту. Построившись в каре, русские полки батальным огнем отразили неистовые атаки кавалерии противника. Почти одновременно три французские пехотные дивизии штурмовали Центральную батарею, защищаемую дивизией П. Г. Лихачева. После резни укрепление было взято.
У подножия кургана неприятельская кавалерия возобновила атаки на русскую пехоту. На помощь ей спешили на рысях из резерва Кавалергардский и Конногвардейский полки. Барклай-де-Толли, в сопровождении Сеславина и немногих оставшихся адъютантов, возглавил атаку отборной кавалерии. Светлая масса русских кирасир вынеслась навстречу врагу. Захлопали пистолетные выстрелы. Разрядив пистолет в ближайшего противника, Сеславин наносил и отражал удары неприятельских кавалеристов. «Закипела сеча, общая, ожесточенная, беспорядочная, где все смешалось, пехота, конница и артиллерия, — вспоминал участник битвы. — Бились, как будто каждый собой отстаивал победу». Над полем боя стоял страшный гул, в котором слились крики сражающихся, звон клинков, звуки выстрелов, ржание сталкивающихся лошадей и стон раненых. Команды и проклятия раздавались на русском, польском, немецком и французском языках. «Лошади из-под убитых людей бегали целыми табунами», — сообщает очевидец. Наконец около пяти часов неприятельская конница, не выдержав, отступила. Только артиллеристы с обеих сторон до позднего вечера продолжали свою страшную дуэль…
Солнце уже село, когда Сеславин, вместе с товарищами сопровождая Барклая-де-Толли, вернулся на ту же батарею у Горок, где он встретил утро этого ужасного дня. Из 12 адъютантов, находившихся при главнокомандующем с начала битвы, осталось только трое: А. А. Закревский, раненый Левенштерн и Сеславин. Из остальных офицеров один был убит, несколько ранено, другие лишились в сражении своих лошадей. В великой битве Сеславин и его Черкес остались невредимы. Деятельность неустрашимого гвардейского капитана в течение 15-часового сражения была оценена по достоинству: Сеславин в числе немногих особо отличившихся генералов и офицеров стал кавалером одного из почетнейших орденов — Георгия 4-й степени. Орденская грамота гласила: «…несмотря на полученную Вами рану пулею, участвовали в сражении… 26-го числа, быв употребляемы для распоряжения и перемещения артиллерии под жестоким неприятельским огнем, и потом, когда отнята была Центральная батарея, бросились на оную из первых и до самого окончания сражения являли повсюду отличную храбрость и мужество».
