Николай Мельниченко - Еще вчера. Часть первая. Я – инженер
И Олифер, шелапут беззаботный,
Всеми любим, кроме Девы, Сошедшей с Иконы…
И богатырь Мусиенко, парень-рубаха,
Именем редким Иван нареченный.
Леин – трудяга, готовый придти всем на помощь,
И Олифера пасущий,
В длинных всех дылд безнадежно влюбленный…
Владик Крыськов, мотоцикла владетель счастливый,
Вдохновенный рассказчик о случаях с ним происшедших.
В Ночь Новогоднюю ими замучивший нежную деву;
Она же могла бы еще пригодиться,
Поскольку еённая мама харчевню держала для бедных студентов.
Троицкий Сева, своим рефератом о Зайце хлебнувшем,
Боль поселявший в желудок, печенку и кишки от смеха…
Сэр Гигиенков, задумчиво скромный,
Хоть запоздало – но громко-смехучий,
Гордо воспетый в стихах сладкозвучных
Бардом великим Хлавновичем Леней,
Званье Грузинского Князя присвоивших Сэру…
Мауэр наш, величаво в атаку ходивший на сборах;
Юра Вахнин, знавший все о спортсменах,
И информацию ту отдававший охотно;
Кандин суровый, оркестра и хора ревнивый властитель,
Вечно на лекциях пьяный,
Но в рот не берущий ни капли сивухи презренной…
Боря Вайнштейн, деловито согбенный;
Оригинал Колиснык, что гортранспорт пешком обгоняет;
Феликс кудрявый со страстной в лазурных глазах поволокой;
Лазарь активный и бодрый, отличник бессменный…
И Шовкопляс Михаил, наш вояка бывалый,
Вдрызг разгромивший другого сержанта, ленивого духом и телом,
Вместо атак нас водившего в леса прохладу.
(Урок для себя я запомнил и сыну, надевшему лычки, поведал).
Кто же здесь я среди личностей ярких и сильных?
Майк многогранный, как Леин сказал?
Прав он, возможно, но граней ставало все больше,
А угол меж ними, который в науке следы оставляет, – тупился.
Подруга сказала: со мной хорошо бы в разведку,
К жизни нормальной же я непригоден…
(Правда и это: всю жизнь я в разведке,
Награды и званья в штабах затерялись за линией фронта)…
В ярком созвездии девушек наших
Каждую вижу отдельно:
Томную Римму, добрую Клару и верную Озику Полю.
И ясноглазую фею Наташу,
Полную веры в людей, доброты и наивности милой,
Ту, что сплотила мужчин всех железных,
А самого-самого мужем назвала…
Но хватит: мой косный язык
За беглою мыслью угнаться не в силах,
Хотя подражает Великому Старцу Гомеру.
И только лишь Леня Хлавнович великий
Мог бы в кратких и ярких стихах передать
Невнятные импульсы – нашей души бормотанье…
В речи моей, к сожаленью, нет краткости сильной,
Что характерна для нашего Деда:
«Жулье от науки» и «глупо-тупой» –
Эти слова, например, суть человека саму обнажали,
Покровы срывая.
Павлова ярости нет, что твердил про свинец в одном месте,
Что инженеру нужней, чем таланты,
И про артели «Свисток сентября»
На Куреневке, куда мы толпою как будто стремились…
В памяти мудрый Сахненко всплывает,
Нам объявивший, что Гровера шайбу
Наш русский товарищ открыл –
Крестьянин Максим Козолупов,
Хитрый же немец похитил бессмертную шайбу
И имя свое ей присвоил навечно…
И Кореняко седой, отчетливо нам разъяснивший,
Что ложка – не есть механизм и машина;
Ученый марксист, себя барсуком объявивший,
И врач физкультурный,
Про возможности женщин красивых твердивший…
И общежитие наше – не пристань, а море,
Где плавали мы, молодые дельфины.
Киев цветущий и Днепр благодатный;
Белоцерковского жар танкодрома,
Где мы пехотную лямку тянули,
И, окопавшись в песке раскаленном,
Пели про страсть и про негу,
Которыми взор ее блещет;
И интегралов упрямых ночные решения;
И на чертежных листах наслоения
Наивности, пота и – взлет озарения…
И в океане лазурном рывок парашюта целебный,
И Гмыри концерты, и споры о жизни…
В мощных динамиках старшего Лещенки стон
Про Татьяну и дни золотые…
Прошедшей весны возвратить он не мог,
Мы же знали: весна бесконечна…
Мы старыми стали. Иные заботы нас гложут.
Весна возвращается только лишь в детях…
Но мы еще живы! И помним все это!
И юность прошедшая все же бессмертна!
1954+25=1979 г. NTM г. Ленинград.Я дожил и до полувекового юбилея нашего выпуска. Предыдущий выпуск сварщиков, в котором учился ЦВ (Цезарий Шабан), – пытался собраться. У нас же – никаких сигналов не было: «наш голос глуше, глуше…». Много ребят уже ушло, а главное – нет у нас уже общей Родины, наша Украина стала самостийной державой, где не очень жалуют москалей, каковыми стали сейчас многие из нашего выпуска, в том числе – и я. С оказией, – внуком Лени Колосовского, отправил письмо и свою книгу на кафедру сварки КПИ и Яворским. Нет ответа…
12. Ленинград
С чистого листа
За далекою Нарвской заставой
парень живет молодой…
Конец августа 1954 года. Все осталось позади: Деребчин, Киев, институт, неласковое расставание с «малявкой», короткие последние каникулы, называемые уже отпуском, прощание с мамой и Тамилой. Из Киева, забрав измененные путевки, мы с Поповым отправляемся в Ленинград. Я – свободный, как муха, молодой инженер, прибыл в бывшую столицу бывшей Российской Империи для трудовых подвигов и завоевания своего места под солнцем…
В наших путевках указано место работы – Всесоюзный проектно-технологический институт Министерства судостроительной промышленности. Адреса нет. Горсправка на Витебском вокзале его не дает, отправляет в некую контору. В конторе без вывески тщательно проверяют документы и сообщают адрес на Расстанной улице. Добираемся туда. Оказывается, – не туда: это тоже ВПТИ, только Минтяжмаша. Там, тоже проверив документы, посылают к Нарвским воротам на улицу Промышленную 7. Добираемся и туда, осматриваем Нарвские ворота, огибаем фабрику-кухню и Кировский универмаг. Вот и указанный номер. Никакой вывески нет, в проходной – вооруженная охрана. В бюро пропусков куда-то долго названивают, затем выписывают разовый пропуск. С сопровождающей – юной девчушкой – входим внутрь огороженного глухим высоким забором пространства. Там, оказывается, расположено несколько зданий и цехов. От девчушки запросто получаем важные секретные сведения: наш ВПТИ размещается на территории некоего п/я – «почтового ящика» – ЦНИИ технологии судостроения. Находим наше начальство, представляемся. Короткие беседы, оформление пропусков и заявки на общежитие. Едем в Автово, на Ждановский завод. Там нас направляют в общежитие судостроителей, находящееся на улице Григоровской. Находим Григоровскую (позже она каким-то образом слилась с перпендикулярной улицей Гладкова). С удивлением рассматриваем проходную, из которой вышли час назад. Наше общежитие находится в 50 метрах от проходной нашей фирмы!
