Элизабет Гаскелл - Жизнь Шарлотты Бронте
Визит мисс *** очень помог ей. Следствием приятного общения днем стало возвращение на некоторое время забытого блаженства – спокойного сна – ночью. После отъезда подруги Шарлотта чувствовала себя вполне хорошо, чтобы «взяться за дело» и начать писать, почти без остановок, роман «Городок», который уже близился к концу. Приводимое ниже письмо к мистеру Смиту, по-видимому, сопровождало посылку первой части рукописи.
30 октября 1852 года
Мой дорогой сэр,
прошу Вас высказаться откровенно о том, что Вы думаете о «Городке» после прочтения романа. Мне не нужно объяснять Вам, как жадно хочу я услышать чье-нибудь мнение, отличающееся от моего собственного, и как я иногда падала духом и едва ли не приходила в отчаяние оттого, что вокруг не было никого, кому я могла бы прочитать хоть строчку и попросить совета. «Джейн Эйр» писалась совсем в других условиях, как и первые две трети «Шерли». Эта же книга разонравилась мне настолько, что одно время я не могла слышать даже упоминаний о ней. Она еще не закончена, но теперь у меня есть надежда. По поводу анонимности публикации я должна сказать следующее. Если удаление имени автора затронет материальные интересы издателя, повлияет на заказы книготорговцев и т. п., то я не буду настаивать на этом пункте. Но если такой ущерб не обязательно возникнет, то я буду весьма признательна, если мое имя скроет тень инкогнито. Меня пугает реклама – объявления большими буквами: «Новый роман Каррера Белла» или «Новое произведение автора „Джейн Эйр“». Впрочем, я чувствую, что все это надуманные страхи отшельницы. Действуйте, как считаете нужным. <…> Я буду рада получить «Полковника Эсмонда». Мое основное замечание, касающееся второго тома, следующее: мне кажется, что он определенно содержит слишком много рассказа об истории и слишком мало собственно рассказа.
В другом письме, где упоминается «Эсмонд», она использует те же слова:
Мне показалось, что в третьем томе масса блеска и движения, что он очень интересен. В первом и втором, по моему ощущению, были совершенно восхитительные фрагменты, но в целом их портил один недостаток: там слишком много рассказа об истории и слишком мало собственно рассказа. Я держусь того мнения, что художественное произведение должно содержать вымысел: реальное следует малыми дозами вставлять в массив того, что посвящено идеальному. Простой хлеб домашней выпечки гораздо здоровее и нужнее, чем пирожные. Но кто захочет увидеть буханку черного хлеба, положенную на стол в качестве десерта? Во втором томе автор дает читателю вдоволь превосходного черного хлеба, в третьем – только малую его порцию, словно крошки хлеба в хорошо приготовленном, не слишком жирном плам-пудинге360.
В письме к мистеру Смиту, где содержится суждение об «Эсмонде», сходное с только что приведенным, Шарлотта далее пишет:
Вы увидите, что «Городок» затрагивает вопросы, представляющие не только общественный интерес. Я не смогла бы писать книги, в которых муссируются только злободневные проблемы; нечего даже и пробовать. Не смогла бы я написать и книгу, где главенствует мораль. Не смогла бы я взяться и за филантропическую тему (хотя уважаю филантропию), а также скрыть свое лицо – добровольно и искренне, – решая столь важную проблему, как та, которую подняла миссис Бичер-Стоу в «Хижине дяди Тома». Чтобы справиться с подобными вопросами, надо их долго изучать практически, знать изнутри их суть и хорошо чувствовать связанное с ними зло. К ним нельзя относиться как к деловым вопросам, как к предмету торговли. Я не сомневаюсь, что миссис Стоу глубоко, собственным сердцем чувствовала зло рабства с самого детства, еще задолго до того, как решила писать книги. Чувство, пронизывающее ее произведение, совершенно искреннее и невыдуманное. Итак, помните, что я просила Вас быть честным критиком «Городка», и передайте от меня мистеру Уильямсу: пусть он будет беспощаден. Я не то чтобы собираюсь что-то менять, просто мне хочется узнать Ваши и его впечатления.
Мистеру Дж. Смиту, эсквайру
3 ноября
Мой дорогой сэр,
сердечно благодарю Вас за письмо. Оно принесло мне немалое облегчение, поскольку меня мучили сомнения относительно того, как будет выглядеть «Городок» в чужих, не моих собственных глазах. Теперь я могу в определенной степени положиться на Ваши благоприятные впечатления, поскольку вижу, что Вы совершенно правы в тех местах, где намекаете на неодобрение. Вы попали точно в цель по крайней мере дважды – в тех случаях, когда я и сама чувствовала недочеты: это противоречие или слабое соответствие между детством и зрелыми годами Грэма и угловатая резкость перемены его чувств к мисс Фэншо. Вы, однако, можете вспомнить, что втайне он в течение некоторого времени относился к этой юной леди с определенным пренебрежением – ставил ее немного ниже ангелов. Однако следовало лучше подвести читателя к перемене настроения героя. Что касается подготовки к публикации, то оставляю все на волю издательства. Без сомнения, есть определенный резон в том, что Вы пишете о неблагоразумности создания атмосферы таинственности, если невозможно соблюсти тайну. В общем, поступайте так, как считаете наилучшим. Я подчинюсь и необходимости давать рекламные объявления большими буквами, хотя и неохотно, со «страусиным» желанием спрятаться. Бо́льшая часть третьего тома посвящена развитию характера «ворчливого профессора». Люси не выйдет замуж за доктора Джона: он слишком юн, красив, блестящ и добросердечен, он «кучерявый любимец» Природы и Судьбы и должен вытащить приз в лотерее жизни. Жена его должна быть молода, богата, красива и составить для него истинное счастье. Если Люси и выйдет за кого-то, то это будет профессор – человек, которому надо многое прощать, которого надо «терпеть». Что касается мисс Фрост, то я никогда не хотела, чтобы ее межи прошли по прекрасным местам361. Финал третьего тома для меня все еще представляет некоторую проблему. Я постараюсь, конечно, сделать все возможное. Роман был бы быстро завершен, если бы я могла избавиться от несносных головных болей: как только у меня появляется рабочее настроение, они тут же нападают и лишают меня сил. <…>
Полковник Генри Эсмонд только что прибыл. Вид у него в наряде времен королевы Анны весьма старомодный и изысканный. Парик, шпага, кружева и гофрированные манжеты превосходно иллюстрируют тот тип, который изображался в «Спектейторе».
Отдельные фразы в конце этого письма могут быть объяснены словами самой Шарлотты. Она рассказывала мне, как мистер Бронте желал, чтобы новый роман кончался хорошо, поскольку ему не нравились произведения, которые производят угнетающее впечатление, и просил дочь, чтобы ее герой и героиня (подобно сказочным персонажам) «женились и жили долго и счастливо». Однако идея, что мсье Поль Эманюэль погиб в море, буквально подчинила себе воображение автора, и Шарлотта не могла изменить вымышленный финал: она воспринимала его уже как нечто реально происшедшее. Все, что ей оставалось сделать, стараясь удовлетворить просьбу отца, – это затушевать судьбу героя с помощью загадочных слов и позволить герою и читателю самим истолковать их значение.
