Елена Кочемировская - 50 знаменитых больных
Франклин Рузвельт разработал четкий график движения наверх: в благоприятный для демократов год он станет членом конгресса от штата Нью-Йорк. А потом его карьера пойдет по пути, проторенному Теодором Рузвельтом: помощник военно-морского министра, губернатор штата Нью-Йорк, президент.
В ноябре 1910 г. Франклин стал сенатором от штата Нью-Йорк, связал свою судьбу с «прогрессивными» демократами. В марте 1913 г. он получил вожделенное место помощника морского министра в правительстве и провел в этой должности семь лет. В 1920 году демократическая партия выдвинула его кандидатом на пост вице-президента, но год спустя демократы потерпели поражение, а сам Франклин перенес полиомиелит.
Обычно мы воспринимаем знаменитое инвалидное кресло президента как досадную помеху в его карьере. Мол, сколько бы он мог совершить, если бы ко всем прочим своим достоинствам имел бы еще и крепкое здоровье. Думается, на самом деле все обстояло по-другому — если бы не было кресла, жизнь и карьера Рузвельта сложились бы иначе, он не стал бы столь сильным и почитаемым президентом. Болезнь настигла высокого, крепкого и энергичного человека накануне сорокалетия. Она свалилась как снег на голову как раз тогда, как он окончательно определился со своей будущей карьерой и принял участие в политической кампании как кандидат на пост вице-президента. Перед Рузвельтом встал вопрос, какой будет вся его дальнейшая жизнь. Станет ли она реализацией планов, вызревавших на протяжении четырех десятилетий, или же ему останутся лишь воспоминания, сожаления и сетования на изменчивость фортуны?
И он сделал свой выбор, связав выздоровление с возвращением в большую политику. С этого момента слабости больше не было места в его жизни. В 1928 году Рузвельт стал губернатором штата Нью-Йорк. Он исколесил весь штат, порой на руках карабкался по пожарным лестницам, так как ноги не могли нести его по обычным ступеням. А 8 ноября 1932 года, после ожесточенной предвыборной борьбы с тогдашним президентом Гербертом Гувером, был избран президентом США. Об этих событиях Гувер позднее писал: «Эта предвыборная борьба была большим, чем соперничество двух мужчин. Она была большим, чем столкновение двух партий. Это была борьба между двумя точками зрения на цель и задачи правительства».
Глубокий антагонизм между Рузвельтом и Гувером был следствием противоположности их взглядов на функции государства. В то время как Гувер взывал к классическим американским добродетелям — индивидуализму и свободе воли, предостерегая от тирании государства, Рузвельт выступал за самое широкое вмешательство государственного аппарата в планирование жизни американцев. Это стало шоком для общества: еще ни один политик не ратовал за столь мощное внедрение государства во все сферы экономической и социальной жизни в мирное время.
Еще будучи губернатором, весной 1930 г. Рузвельт писал: «Для меня не подлежит сомнению, что страна должна радикально измениться еще при жизни нынешнего поколения. История учит, что нации, которые время от времени переживают такую встряску, избавлены от революций». Он видел свою миссию в том, чтобы одновременно быть хранителем американских традиций и новатором, сторонником социального прогресса. Он даже в мыслях не имел подвергать сомнению базовые основы благополучия граждан США: индивидуализм и конкуренцию, частную собственность, ориентацию на увеличение собственного дохода, разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную, свободу слова и свободу вероисповедания. Но если американская система не может служить всеобщему благу, то должно вмешаться государство. Этого требуют здравый смысл и человеческая порядочность.
Несмотря на резкие выпады против корыстолюбцев на вершине социальной пирамиды, он не был идеологом классовой борьбы, т. к. это глубоко противоречило его убеждению в том, что президент — прежде всего защитник общественных интересов. На вопрос о политических убеждениях Рузвельт с обезоруживающей простотой отвечал, что он христианин и демократ — и этим все сказано.
Идеология, предложенная Рузвельтом, оказалась близка простым американцам, истерзанным экономическим кризисом, вошедшим в историю как Великая депрессия. Они проголосовали не столько за Франклина Рузвельта как человека, сколько за уверенность в завтрашнем дне, которую он им пообещал.
Белый дом стал источником новых идей, движущей силой торговли, двигателем социального преобразования, тем самым воплощая заботу о всеобщем благе. Для американцев, привыкших полагаться только на себя, федеральное правительство и президент стали неотъемлемой частью повседневной жизни, институтом, к которому можно и нужно было апеллировать. Рузвельт повысил значение института президентства в США, прочность которого не подвергается сомнению. Это стало возможным благодаря тому, что Рузвельт вывел страну из Великой депрессии, извлек серьезные политические и экономические дивиденды из участия США во Второй мировой войне.
Рузвельт постоянно балансировал на грани, которую Конституция США устанавливает полномочиям президента. Он был настоящим артистом от политики — расширил законодательную функцию института президентов, побил все рекорды использования права вето (в общей сложности он наложил вето 635 раз). Рузвельт, разумеется, не мог принимать решение единолично, а потому договаривался со значимыми политическими фигурами и даже, если было необходимо, оказывал давление на Конгресс, используя общественное мнение.
Это использование общественного мнения стало своего рода фирменным знаком правления Рузвельта. Он стал первым президентом, который активно задействовал «четвертую власть» — прессу и радио. Его имя не сходило с газетных полос, не в последнюю очередь благодаря политике «открытых дверей» по отношению к аккредитованным в Вашингтоне журналистам. Из года в год полупарализованный президент дважды в неделю собирал за круглым столом журналистов, которые могли задать ему любой вопрос. Эти конференции стали образцом того, как политик может общаться с прессой. Рузвельт первым стал вести «радиобеседы у камина» (fire-side chats), которые завоевали миллионную публику, причем диалог с народом не был для него способом манипулирования общественным мнением.
Впрочем, Рузвельт, будучи сильным лидером, не был хорошим администратором — в его правление раздувались штаты министерств (в 1933 году в федеральном правительстве было занято 600 000, а в 1940 — уже 1,5 млн человек, после Рузвельта количество правительственных чиновников ни разу не опускалось ниже 2 млн). Федеральные службы дублировали друг друга, ослабел контроль правительства со стороны Конгресса, открылись широкие возможности для злоупотреблений и коррупции. Впрочем, пересечение обязанностей и сфер компетенции правительственных структур отвечали принципу «разделяй и властвуй», столь близкому Рузвельту, который оставлял за собой право принятия окончательных решений, основываясь на информации из различных источников.
