Валерий Болдин - Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева
Приход Брежнева не слишком улучшил впечатление об интеллектуальной мощи лидеров партии и государства.
Если будущие исследователи начнут искать в архивах оригиналы его автобиографических произведений «Малая земля», «Возрождение» или каких-то других речей или докладов, то боюсь, что это станет напрасной тратой времени. Его перо не касалось текстов, и не только документально-художественных. И это знали его соратники, члены партии, да, наверно, все общество. Ему многое прощалось за терпимость, незлобивый характер в последние годы жизни, наверное, искреннее желание дать народу, главным образом в лице его лучших, по мнению Брежнева, представителей, попользоваться благами социализма.
Ярким лучиком, блеснувшим на мгновение среди серого небосклона, стало появление Ю. В. Андропова. Он был одаренным, высокообразованным и интеллигентным человеком. Но пребывание его в должности генсека столь кратковременно, что сказать о нем более определенно весьма трудно. На смену ему пришел Черненко, который также оказался не в состоянии проявить себя с положительной стороны, внести вклад в интеллектуальный багаж партии. И, наконец, Горбачев, несомненно образованный, во всяком случае дважды дипломированный человек. Конечно, он обладал большей культурой в широком смысле этого слова, чем, например, Брежнев и Черненко, но, как почти всякий представитель первого поколения интеллигенции, был носителем родовых традиций деревенского уклада жизни со всеми его достоинствами и пороками. Вершиной теоретического багажа стала подписанная его именем книга «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира». Возможно, есть еще что-то, хотя я знаю, что он никогда не писал сам что-либо от начала (с чистого листа) до конца.
Разумеется, оскудение интеллектуальной мощи генсеков в партии происходило на фоне общего «посерения» ареопага. Поэтому выбор Горбачева вполне отвечал уровню руководства. Хотя многие были значительно одареннее нового генсека, во всяком случае принципиальнее, последовательнее, не говоря уже о честности. Среди членов Политбюро, партийных руководителей, несомненно, были светлые головы. Но они, к сожалению, «не делали погоду».
Судьбе было угодно, чтобы не только этот недуг покарал партию. За долгие годы своего существования в ее среде велась борьба различных мнений. Сражения были с разными блоками и платформами, антипартийными группами, с оппортунистами, уклонистами, фракционерами и другими реальными и надуманными политическими противниками осуществлявшейся линии. Но никогда еще партии не приходилось бороться со своими высокопоставленными взяточниками, мздоимцами, корыстолюбцами. Это была новая страница в истории КПСС. Дурная болезнь нечистоплотности ослабляла и расшатывала иммунную систему партии, разрушала ее прочность. Ряд секретарей обкомов, крайкомов КПСС, членов ЦК оказался замешанным в различного рода махинациях. Преподношения дорогостоящих подарков, в том числе и генсекам, не считались предосудительными. Накануне праздников службы фельдсвязи сбивались с ног, разнося коробки, которые направлялись из южных регионов секретарям и членам Политбюро ЦК. Особенно это было распространено в период пребывания у власти Брежнева, позднее при Андропове эту практику старались поломать, но отголоски ее оставались еще долгое время. Только Е. К. Лигачев смог разрушить ее окончательно…….
О преподношении подарков знали многие. Тем более что делегатам партийных съездов также дарили «кое-что на память». При Брежневе это были телевизоры, часы, при Горбачеве — более скромные дары. Сдавать все презентованное в распоряжение партии и государства, наверное, считалось не очень подходящим делом. Правда, это не касалось Ю. В. Андропова, который в отношении всякого рода даров вел себя, насколько мне известно, безукоризненно.
Несколько иначе дело обстояло у четы Горбачевых. Первое время какие-то подарки супругой сдавались в Го-хран, о чем писалось в газетах, а потом всякое упоминание об этом исчезло со страниц печати. Генсек все чаще стал получать огромные премии от различных фондов, на его банковский счет постоянно поступали доллары, другая валюта за книгу «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира», за другие работы. Количество премий было столь велико, что за ними направлялись специальные эмиссары, и я не понимал, почему все полученное автоматически не отправлялось в бюджет государства и партии, за счет чего содержалась президентская чета. Но поступала не только валюта. Горбачеву присылались довольно весомые медали из золота, серебра, платины, а также коллекционные монеты из драгоценных металлов, которые, как мне говорил Н. Е. Кручина, в Гохран им не сдавались.
И уже совсем непонятной была для меня история со ста тысячами долларов, которые Горбачев вдруг получил от Ро Де У, руководителя Южной Кореи, с которой у нас не было никаких отношений и, если верить Горбачеву, быть не могло.
— Ни в коем случае не изменим принципиальную позицию по отношению к Южной Корее, — убеждал наших северокорейских друзей из КНДР генсек КПСС.
Возможно, недостаточно зная Горбачева, они верили ему, тем более нашу позицию официально подтвердил им и министр иностранных дел Э. Шеварднадзе, который не слишком верил своим заявлениям, а потому бросил в подтверждение последний козырь — самое дорогое, что у него было, — честное слово коммуниста. Такими словами партийцы высокой моральной закалки не разбрасываются. Тут ему можно было верить.
Но, видимо, Горбачев ничего не слышал о честном слове, потому что вдруг начались метаморфозы: сначала «нечаянная» встреча Горбачева с Ро Де У в Сан-Франциско, а затем и посещение южнокорейского острова, где его поджидал новый друг. Вернувшись в Москву, Горбачев пригласил меня и с чувством удовлетворения вынул из портфеля тугой запечатанный конверт, в котором, как он уверял, было сто тысяч долларов.
— Это Ро Де У дал, — без объяснений сказал он.
— Подумай, как истратить…
Мне и сегодня кажется невероятным, чтобы лидер Южной Кореи, с которой Советский Союз только налаживал отношения, мог при второй встрече с Горбачевым дать сто тысяч долларов президенту сверхдержавы. Но Бог с ними, с южнокорейскими нравами. Как мог взять их Горбачев? Зачем? Но если уж взял, то почему сразу не внес в Госбанк СССР и почему полгода держал подготовленные мной и моим помощником документы о передаче этих денег детской больнице в Брянске, сказав, что надо подумать, как получше истратить наличность. Чего он ждал? И почему до сих пор никто не спросит, как и почему подобное произошло?
